— Я тут оказался случайно. Это не мое дело.
— Но вы считаете, что нам стоит всплыть там в усадьбе по рубку и одним глазком взглянуть для очистки совести?
— Ваш непосредственный шеф наверняка счел бы так же. Кто-то же должен все это разгрести, я полагаю.
— Мир — настоящая юдоль скорби. Никаких мне тихих рождественских каникул в кругу семьи. Смешно было и рассчитывать. Вместо них ограбление церкви, подозрение на поджог, три автоаварии со смертельным исходом, и половина моих парней валяется с гриппом. Теперь еще и это. А вы-то хороши! Ведете светскую жизнь? Вращаетесь в высшем обществе?
— Так вы заедете сюда, Джек?
— Не сомневайтесь.
— Отлично. Да, и еще, Джек, предупрежу заранее: возможно, понадобится разыскная группа.
— Спасибо за подсказку, дорогой сэр. Конец связи.
Аллейн положил трубку и повернулся к Хилари. Тот глядел на него, сложив пальцы домиком.
— Ну вот, — сказал Билл-Тасман. — Я сделал, как вы велели.
— И это было весьма целесообразно.
— А вы… Вы даже не спросили меня ни о чем. Ни единого вопроса об этом чертовом прохвосте. Ничего!
— Я этим делом не занимаюсь.
— Вы говорите как врач, — сердито заметил Хилари.
— В каком смысле?
— Ни шагу в сторону от профессиональной этики. Все по уставу.
— У нас и вправду есть свои неписаные правила.
— Было бы гораздо лучше для всех, если бы… Я пришел к выводу… Я решил для себя, что… Что…
— Послушайте, — прервал его Аллейн. — Если вам известно что-то такое, что может иметь хотя бы самое отдаленное отношение ко всем этим событиям, ради бога, не скрывайте от Рэйберна. Кстати, вы сказали еще вначале, что произошло нечто новое?
— Именно, собирался. Но вошла Крессида.
— Вот и расскажите Рэйберну. Если это никак не связано с делом, дальше оно не пойдет.
— Постойте! — воскликнул Хилари. — Погодите, прошу вас.
Он знаком предложил Аллейну сесть, а когда тот сел, проворно запер дверь кабинета, наглухо задернул шторы на окнах, вернулся к письменному столу и резко опустился рядом с ним на колени.
— Превосходный стол, — заметил старший суперинтендант. — Хепплуайт?
[117]
— Да, — подтвердил Хилари, ища в кармане ключ. — Два века в целости и сохранности. Никаких, знаете ли, шарлатанских реставраций не потребовалось. — Он протянул руку куда-то в проем между двумя тумбами своего превосходного стола. Послышалось, как поворачивается ключ в замке, после чего хозяин «Алебард» словно преобразился. Он поднял на Аллейна загадочно-смущенный взгляд, извлек из кармана носовой платок и плотно обернул им кисть руки. Затем пошарил ею там же, где только что открыл потайной замок. Наконец еще через пару секунд привстал с колен и принял положение на корточках.
— Посмотрите, — сказал он.
На ковер прямо к ногам Аллейна лег какой-то продолговатый предмет, завернутый в газету.
Следователь наклонился. Хилари проворно развернул газету, и перед ними оказалась стальная кочерга с затейливо инкрустированной ручкой.
С минуту Аллейн рассматривал ее.
— Ну и? Где вы ее нашли?
— Это как раз самое… печальное. — Хилари кивнул в сторону окна. — Во дворе. Как раз там, куда вы смотрели, когда я говорил по телефону. Я, понимаете ли, видел краем глаза… Она была найдена на том дереве.
— На каком? На рождественской елке?
— Нет-нет. На живом дереве. На пихте. Лежала глубоко в ветвях, почти у самого ствола. Точнее, висела, подвешенная за ручку.
— И когда вы ее обнаружили?
— Сегодня днем. Я как раз был здесь, в кабинете. Размышлял, не пора ли наконец позвонить Марчбэнксу или в полицию… Звонить мне очень не хотелось в принципе. Никуда. Из-за слуг, как вы уже знаете… И вот я подхожу к окну. Смотрю во двор. Но смотрю, так сказать, не глядя. В глубокой задумчивости. Понимаете? И вдруг замечаю — в ветвях пихты что-то отсвечивает. Блестит на солнце. Я не сразу понял, что это. Но пихта, как вы видели, растет совсем близко от окна. Почти касается его иголками. Я открыл окно, присмотрелся, потом встал на карниз и достал эту штуку. Жаль только — об отпечатках пальцев не подумал, слишком уж критический был момент. Они, вероятно, стерлись.
Аллейн, сидя на краешке стула, внимательно рассматривал кочергу.
— Вы ее опознали? — спросил он. — Откуда она?
— Естественно, опознал. Она из здешнего набора домашних инструментов второй половины XVIII века. Очевидно, из Уэльса. Щипцы, те точно валлийские.
— И где это все хранилось?
— В гардеробной дяди Блошки.
— Ясно.
— Боюсь, вам не все еще ясно! Или Трой успела рассказать? О железной коробке моих родственников?
— Как я понял, миссис Форрестер сочла, что кто-то пытался взломать замок этой коробки?
— Вот-вот! Точно! И взломать именно кочергой. То есть она думает, что кочергой. А возможно, кто-то пытался представить дело так, будто использовалась кочерга… Но этот кто-то — не Маулт, поскольку у Маулта, представьте, имелся ключ. Значит, кочерга ему была ни к чему.
— Вы правы.
— И еще: тут есть темные отметины. Вот, глядите, на самом конце крюка. Не следы ли это от черного японского лака? Как раз таким покрыта коробка. Собственно, она представляет собой старый маленький сундучок дяди Блошки для хранения военной формы.
— У вас тут лупы нигде нет?
— Разумеется, есть! — ответил Хилари недовольно, словно его заподозрили в чем-то постыдном. — В антикварном деле, знаете ли, такие вещи постоянно нужны. Одну минуту.
Он пошарил в ящиках стола и в конце концов подал Аллейну крупную лупу.
Особой мощностью линза в ней не отличалась, но ее вполне хватило, чтобы хорошенько разглядеть на рабочем конце кочерги бурые мазки, распределенные по нескольким зазубринам: легкий налет некоего липкого вещества. В одном месте к нему прилипла иголка хвойного растения. Аллейн склонился еще ниже к предмету своего изучения.
— Ну? Нашли что-нибудь? — нетерпеливо спросил Хилари.
— А вы ее тщательно осматривали?
— Да нет, только бегло. Все время боялся, что войдет тетя. Тетя Клу вечно входит в самый неподходящий момент. Она как раз собиралась лишний раз меня поизводить после обеда. Мне не хотелось добавлять масла в огонь ее ярости лицезрением данного предмета. В общем, я спешно обернул кочергу в газету и спрятал в тайнике под столешницей. Как оказалось, едва успел — старушка как раз влетела в кабинет, вся ощетинившись. Хотя, пожалуй, о даме такого не скажешь — ведь у дам нет щетины?
