— Но так же нельзя! — заломила руки Крессида. — Не можете же вы голодать! Хилли, он не может голодать. — Она бросилась к Трой. — Что, он вообще ничего не будет есть? Ну, знаете ли! Совсем ничего?
Раньше, чем Трой успела ответить ей, Хилари заговорил снова. С отчаянной твердостью и горечью в голосе он выразил уверенность, что Аллейн сможет присоединиться к их компании если не за основными блюдами, то хотя бы за пирогом с дичью, на самый худой конец — за сандвичами. Потом он вызвал Катберта и к моменту его появления, судя по всему, сумел справиться с волнением.
Катберт неподвижно остановился в дверях, уставившись отрешенным и бесстрастным взглядом в какую-то отдаленную точку над головами гостей.
— Послушайте, Катберт, — начал Хилари, — мистер Аллейн был настолько любезен, что согласился нам помочь. Он возьмет в свои руки бразды руководства расследованием, и все мы должны способствовать ему в этом. Не сомневаюсь, что вы и все остальные работники усадьбы окажете ему максимальное содействие. Возможно, мистер Аллейн не успеет поужинать. Проследите, пожалуйста, чтобы для него приготовили какие-нибудь холодные блюда. Что-то, чтобы он мог перекусить, когда освободится. В столовой.
— Слушаюсь, сэр.
— И еще, Катберт, мистеру Аллейну потребуется полный отчет от вас и ото всех остальных о том, что вы уже сообщили мне. Это на случай, если я что-то забыл, упустил или неправильно понял. Расскажите ему, пожалуйста, все, что знаете, хорошо?
— Разумеется, сэр.
— Спасибо.
— Спасибо вам, сэр.
И Катберт, величественно развернувшись, удалился.
— Хилли, — спросила Крессида, — мне показалось или этот человек сильно на тебя разозлен?
— Надеюсь, что нет, милая. Очень надеюсь. Конечно, все они немного взвинчены. Это естественно. — Хилари словно оправдывался. — Но ведь из этого никто не делает никаких… ложных умозаключений, не правда ли? Разумеется, никто. Именно поэтому, — добавил он, улыбаясь Аллейну и, видимо, найдя изящный выход из своей сбивчивой и странной речи, — мы все так признательны вам за то, что вы взяли нас под свое крыло, если сочтете уместным такое выражение.
— Не уверен, — любезно ответил сыщик, — что оно на все сто процентов соответствует служебным обязанностям офицера следственных органов, но приятно слышать.
Билл-Тасман разразился неестественно веселым хохотом, а отсмеявшись, спросил у лондонского гостя тоном светским, но при этом настойчивым и взволнованным, не может ли кто-то из собравшихся «чем-то, ну хоть чем-то» помочь прямо сейчас?
— Прямо сейчас, полагаю, нет, — невозмутимо ответил Аллейн. — Трой всесторонне и толково описала мне картину событий. Впрочем, раз уж все здесь собрались…
— Да-да?! — вскричал Хилари, весь обратившись во внимание.
— Похоже, никто не узнал Маулта в образе Друида, когда он его изображал. А ведь все его видели, не правда ли? Так сказать, в деле.
Последовал общий согласный гул, затем отдельные «уточняющие» возгласы, из которых в конце концов стало ясно, что все гости, остановившиеся в доме Хилари — за исключением, конечно, полковника Форрестера, «смешались» с остальными гостями, приехавшими только на праздник, и с детьми в библиотеке и потом общей процессией последовали за ребячьей «колонной» в гостиную. Там во время самого представления под елкой они стояли единой группой — все, кроме Крессиды. Та присоединилась к ним в тот момент, когда взрослые гости начали разворачивать свертки с сюрпризами. Тогда все, кто жил в «Алебардах», в свою очередь, сбились в тесную кучку, чтобы восхищенно поохать и поахать над тем, что им подарили.
Аллейн поинтересовался, не видел ли Маулта и не говорил ли с ним раньше, в течение дня, кто-нибудь, кроме его хозяина и хозяйки. Этот вопрос, казалось, всех озадачил. Может быть, видели, а может быть, нет — разве упомнишь. Но точно не говорили. Может, только поздравили с Рождеством.
— Понятно, — вздохнул Аллейн. — Спасибо. Теперь все-таки прошу меня извинить, пойду к Рэйберну. Кстати, можно мне одолжить вашу лупу? Без полицейской формы я буду чувствовать себя с ней не таким шарлатаном.
— Конечно, я сейчас…
— Не беспокойтесь. Я сам пойду и возьму. Она ведь у вас на столе? Да, вот еще что. Полковник, могу я осмотреть ваши апартаменты?
— Безусловно, безусловно. И если нужно, чтобы я лично показал вам что-нибудь, — отозвался Форрестер с искренним энтузиазмом, — полностью располагайте мной.
— Нет, Фред, — одернула его супруга. — Никаких таких глупостей! А то начнешь носиться по лестницам вверх-вниз, как мальчишка, и искать улики под кроватью. Сиди смирно. Я говорю: сиди!
— Я слышу, слышу, Клу. Нет нужды повторять. Не такой уж я мальчишка.
— Если мне что-нибудь понадобится, — заметил Аллейн, — я непременно попрошу у вас помощи. Договорились?
— К вашим услугам, — тепло согласился полковник и бросил на жену победоносный взгляд. — Буду счастлив. Какие могут быть разговоры. К вашим услугам!
Итак, Аллейн забрал из кабинета лупу, нашел Рэйберна и вместе с ним отправился наверх, в то время как Трой, в каком-то странном состоянии полуотчужденности от происходящего, поплелась с гостями к обеденному столу.
III
Личная спальня Маулта, расположенная на самом верхнем этаже, самим своим наличием свидетельствовала о заботе и внимании Хилари к служебному персоналу. Однако здесь царила атмосфера какой-то патологической безликости, неуюта, словно в армейской казарме. И запах ей соответствовал: в воздухе зависло стойкое амбре сапожной ваксы, кожи, окурков, тяжелого драпового сукна и спертого мужского духа.
Пальто Маулта, его костюм, обувь, шапка и перчатки находились в безупречном порядке — там, где им и следовало находиться. Пустой чемодан был задвинут за заднюю стенку комода. Безукоризненного фасона и чистоты нижнее белье столь же безукоризненными стопками заполняло полки платяного шкафа. Даже чтиво — большей частью почти порнография, если говорить откровенно — лежало на прикроватной тумбочке корешок к корешку. На туалетном столике стоял несессер из свиной кожи с инициалами хозяина. Внутри его обнаружились две старомодные щетки в серебряной оправе, гребень и фотокарточка. Аллейн показал ее Рэйберну: на лицевой стороне значилось: «Подполковник Блошингтон Форрестер», на оборотной резким, заостренным почерком было выведено: «А. Маулту. В честь двадцать пятой годовщины счастливого сотрудничества. Б.Ф.».
Затем в одном из ящиков туалетного столика детективы нашли бумажник Маулта, тоже, как оказалось, из свиной кожи, и тоже с инициалами. И в него тоже оказалась вложена фотокарточка, правда, с надписью на сей раз более лаконичной, от миссис Форрестер: «Маулту, 1946–71. К.Ф.». Денег в бумажнике не было, но были краткий список телефонных номеров на отдельном листочке и три «моментальных снимка». Первый изображал полковника при полном параде на боевом коне и сержанта Маулта, тоже в форме, из пешего положения отдающего ему честь: круглое лицо с обезьяньими дряблыми щеками в страшных шрамах выражало чинную строгость. На второй фотографии полковник и миссис Форрестер стояли, вперив безутешные взоры в участок торфяного болота, а Маулт — почтительно глядя на полковника и миссис Форрестер. Третья сильно выцвела, но все же на ней можно было разглядеть Маулта в молодости с одной нашивкой на форменном воротничке
[122] и расфуфыренную в пух и прах маленькую девочку лет четырех, которую он держит за руку.
