Губы Найджела бесшумно повторили: «заклинено». Лицо его выдало совершенное смятение.
— Кстати, это не вы заклинили окно, чтобы оно не дребезжало на ветру, когда приходили прибраться на ночь?
Тот покачал головой.
— Я бы никогда!.. — воскликнул он. — Я захлопнул его, но и в мыслях… ничего я не клинил. — Похоже, он снова не мог выбрать линию поведения: негодовать ему или надеть маску непроницаемого бесстрастия.
— Вы же меня видели, — добавил он почти шепотом, — когда вошли.
— Вот именно, видел. Вы были весь мокрый. И окно с грохотом захлопнулось, как только я вошел, помните?
Не спуская глаз с сыщика, Найджел кивнул.
— Почему так случилось?
Снова смесь оцепенения и ужаса сковала лакея.
— Хотел посмотреть.
— На что же?
— Мне ничего не рассказывают! — вырвалось у Найджела. — А я видел, как они говорят между собой. Слышал…
— Что вы слышали?
— Всякое, — совершенно обессилев, произнес Найджел и снова угрюмо замкнулся в себе.
— Чуднó, — констатировал Аллейн без особого, впрочем, нажима. — Стало быть, ни один из вас не знает, кто заклинил окно в комнате полковника? Нет? Что ж, без сомнения, так или иначе это всплывет. Мне осталось задать только один вопрос. Всем вам. Но прежде чем задать его, хочу еще раз напомнить сказанное вначале. Заклинаю вас: не думайте, будто я расставляю вам сети. Что я хоть в малейшей степени предубежден против вас из-за вашего прошлого. Итак. Предполагаю, что вы осведомлены о «противоворовском устройстве», которое соорудили в комнате моей жены. Вы ведь рассказали об этом случае товарищам, рулевой? — обратился он к Мервину.
Выдержав значительную паузу, тот признал:
— Я упомянул об этом случае, сэр. — И вдруг продолжил с жаром: — Мадам поняла, что это не я! Мадам мне поверила. Я бы никогда так не поступил, а с ней и подавно. Ей-богу. Зачем бы мне оглушать ее? Спросите мадам сами, сэр. Она вам скажет.
— Хорошо, хорошо, никто не утверждает, что вы оглушили ее. Но если предположить, что вы этого не делали, то кто же? Нет мыслей на этот счет?
Прежде чем Мервин успел открыть рот, в разговор снова горячо вмешался Найджел.
— Это было сделано по злому умыслу! По прямому умыслу! — закричал он.
— Но кем?
Остальные четверо загалдели почти хором — совершенно очевидно, чтобы заткнуть Найджелу рот. Затеялся шумный спор, который Аллейн прервал, с грохотом встав со стула. Заори он даже благим матом, это произвело бы меньший эффект.
— По чьему злому умыслу и кем это было сделано? — отчеканил он, обращаясь к Найджелу.
— Оставьте меня в покое. О, не становитесь на пути мстителя во гневе его, или всем нам будет хуже.
— Это вы оставьте свои словесные штампы. Говорите, вас все слушают. — Детектив говорил чистую правду. В комнате воцарилась мертвая тишина, словно кто-то внезапно выключил звук.
— Я жду, Найджел, — повторил Аллейн. — Кто это был?
— Это он. Тот, кого гнев Господень исторг отсюда прочь.
— Маулт?
— Вот именно, — ответил Найджел, в характерной для себя манере переходя с высокопарного регистра на обыкновенный.
С этого момента беседа потекла в ином ключе. Фигура Найджела теперь выражала некое подобие угрюмого всеведения, остальные всем своим видом демонстрировали непоколебимую решимость отмежеваться от любого предположения, от любого мнения по любому вопросу, какой мог бы поднять Аллейн. Катберт, по-прежнему вынужденный выступать в роли общего пресс-секретаря, заявил: существуют доказательства — на последнем слове было сделано ударение, — что именно Маулт, и никто другой, установил «ловушку для воров» над дверью. Найджел громко прибавил к этому четко артикулированное словосочетание: «Злой умысел!» Кискоман повторил уже исполненную им в начале разговора пантомиму, смысл которой сводился к утверждению полной невменяемости Найджела. Аллейн как бы между прочим поинтересовался — а что, Маулт и вправду слыл такой уж злонамеренной личностью, склонной подставлять ближнего? На это слуги отреагировали так, словно не поняли, о чем он говорит. Тогда детектив пошел на некоторый риск. Он упомянул, что все присутствующие, несомненно, слышали об оскорбительных анонимных посланиях, подброшенных в комнаты Форрестеров и мисс Тоттенхэм, а также о том, что в ячменный отвар мистера Смита подмешали мыло.
Наверняка они захотят сделать вид, что ничего не знали, подумал он, и решительно не дал им такого шанса, в профессиональной следовательской манере быстро установив, что Крессида говорила о своем письме в пределах явной слышимости для слуг, что мистер Смит практически прищучил Найджела и что, наконец, сам Маулт упоминал о «происшествии с запиской» в обществе персонала «Алебард».
— Когда он об этом упоминал? — наседал Аллейн.
Никто не сумел хорошенько припомнить.
— А где?
И тут им память тоже изменила.
— Возможно, здесь, в комнате для прислуги, вчера утром?
Такое предположение почему-то встревожило и смутило присутствующих.
— Откуда… — начал было Найджел, но осекся. Все странно посмотрели на него.
— Откуда я мог об этом узнать, хотели вы сказать, не так ли? — закончил за него детектив. — По всему видать, разговор шел тогда на повышенных тонах. Во всяком случае, он был кое-кем услышан. Этот кое-кто также видел, как Маулт выходил вон в ту дверь. А вы все обвинили его, насколько я понимаю, в грязной игре. В том, что он нарочно пытается навлечь на вас неприятности.
— Нечего нам на это ответить, — отрезал Винсент. — Это все ваши придумки. Это вы так говорите. Мы ничего такого не говорили. И ничего не скажем.
— Да ладно, — усмехнулся Аллейн. — Он ведь вам не нравился, да? Вы его не любили, причем для такой нелюбви он подавал конкретные поводы.
— Как бы там ни было, сэр, — сказал Катберт, — из этого никоим образом не следует, что персонал поместья как-либо причастен к… — Его громовой голос дрожал. Он резко повел рукой, словно отметая невидимую угрозу, — …к тому, что он сделал и куда делся.
— Согласен. Одно из другого не следует.
— Мы занимались своими делами, сэр, а мистер Маулт занимался своими.
— Превосходно. Но какими? Что такое мистер Маулт совершил и куда его это привело? Вот в чем вопрос.
— Простите мне такую вольность, сэр, — вмешался Кискоман, — но это вопрос к вам, сэр. Не к нам.
— Разумеется, ко мне, — бодро подхватил Аллейн. — Если бы мне не следовало найти на него ответ, я, знаете ли, не напрягался бы тут битых полчаса, прошибая лбом бетонную стену. Подведем итог. Никто из вас ничего не знает — или не желает обсуждать со мной вопрос о подметных письмах, о «ловушке для воров», о ячменном отваре с мылом и о заклиненном окне. Также никто не готов распространяться о скандале, произошедшем в этой комнате вчера утром. Кроме сообщения Найджела о том, что Маулт погряз во грехе, а именно — и тут вы все согласны — в алкоголизме, вам сказать нечего. Никаких конкретных версий его исчезновения у вас нет, и вам в общем все равно, жив он или умер. Все верно?
