— О, — сказал Грант, — разве не всегда так было? Мы любим, чтобы нам напоминали, что в Датском королевстве что-то прогнило. Это позволяет нам чувствовать себя важными.
Программа закончилась выступлением очень стильного ансамбля, свет приглушили, оркестр принялся наигрывать танцевальную музыку, и Грант обратился к Софи:
— Давайте же! Хотите вы или нет?
Они потанцевали, говоря мало, но с удовольствием.
Появился Джованни, и леди Брейсли потанцевала с ним. Они с большим мастерством проделывали замысловатые па.
Ван дер Вегели, с полуулыбкой, тесно обнявшись, покачивались и поворачивались на пятачке, держась поближе к погруженному в темноту краю танцевальной площадки.
Майор Свит, который предпринял старательную, но запоздалую попытку пригласить Софи, сидел, пил шампанское и уныло беседовал с Аллейном. Тот заключил, что майор — выпивоха бывалый и даже в сильном подпитии долго сохраняющий более или менее приличный контроль над собой.
— Очаровательная она девушка, — бормотал майор. — Естественная. Милая. Но и сексапильная, заметьте. Глаз не оторвать, а? — Довольно мрачно добавил: — Просто милая, приятная, естественная девушка… как я и говорю.
— Вы поедете на другое шоу? — спросил Аллейн.
— А вы сами? — задал встречный вопрос майор. — Что справедливо, то справедливо. Наказание маршировкой с полной выкладкой, насколько мне известно… — туманно добавил он. — При прочих равных…
— Да, я еду.
— Дайте пять, — предложил майор, протягивая руку. Но, обнаружив, что она наткнулась на бутылку с шампанским, снова наполнил свой бокал. Перегнулся через стол. — Чего я только в свое время не повидал, — признался он. — Вы человек широких взглядов. На вкус и цвет товарищей нет, но из всего этого складывается опыт. Ни слова дамам — чего они не увидят, о том не станут горевать. Сколько мне лет? Давайте же. Скажите. Сколько мне, по-вашему, лет?
— Шестьдесят?
— И десять. Законный отрезок жизни, хотя трудно поверить. До встречи со всеми вами этим вечером, мой мальчик. — Он наклонился вперед и печально посмотрел на Аллейна, не фокусируя взгляд. — Я говорю, — пробормотал он. — Она-то не поедет, а?
— Кто?
— Старая перечница.
— Полагаю, поедет.
— Господи!
— Это непомерно дорого, — заметил Аллейн. — Пятнадцать тысяч лир.
— Пусть только попробуют нас надуть, а? Я полон надежд, — плотоядно осклабился майор. — И вот что я скажу вам, старина, в обычных ос-стояс-ствах вы бы меня здесь не увидели. А знаете что? Волнение. Зеленое сукно. Монте-Карло. И — бах! — Он широко взмахнул обеими руками. — И все — бах!
— Большой выигрыш?
— Бах!
— Великолепно.
И этим, предположил Аллейн, можно объяснить поведение майора. Или нет?
— Странная история с Мейлером, вам не кажется? — спросил он.
— Бах! — Майор, похоже, застрял на этом восклицании. — Странное поведение, — добавил он. — Неприличное поведение, если вы меня спросите, ну да ладно. — Он на несколько секунд погрузился в мрачное молчание, а затем заорал так громко, что люди за соседним столом уставились на него: — Тем, черт побери, и лучше. Прошу прощения за выражение.
После этого он, судя по всему, потерял желание разговаривать, и Аллейн присоединился к Кеннету Дорну.
После ухода соул-певицы Кеннет снова впал в кажущуюся хронической вялость, прерываемую вспышками суетливости. Он не делал попытки потанцевать, но теребил оборки своей сорочки и часто поглядывал на вход, как будто ждал какого-то нового гостя. Он бросил на Аллейна один из своих беспокойных, изучающих взглядов.
— Вы великолепно выглядите, — сказал он. — Вам весело?
— Мне, по крайней мере, интересно. Подобные вещи совершенно не в моем вкусе. Это опыт.
— О! — нетерпеливо воскликнул Кеннет. — Это! — Он шаркнул ногой. — По-моему, вы держались потрясающе, — сказал он. — Вы понимаете. То, как вы распоряжались всеми после исчезновения Себа. Слушайте. Вы думаете, что он… вы понимаете… я хочу сказать… что вы думаете?
— Понятия не имею, — ответил Аллейн. — Я никогда раньше не видел этого человека. А у вас с ним, кажется, очень дружеские отношения.
— У меня?
— Вы называете его Себ, не так ли?
— Да ладно. Понимаете. Просто такая манера. Почему нет?
— Возможно, он вам полезен.
— Каким же это образом? — проговорил Кеннет, не сводя с Аллейна глаз.
— В Риме. Я надеялся… разумеется, я могу серьезно ошибаться. — Аллейн оборвал себя. — Вы едете на эту позднюю вечеринку? — спросил он.
— Конечно. И мне все равно, сколько придется ждать.
— Правда? — отозвался Аллейн. И, надеясь, что правильно и с правильной интонацией употребляет жаргонное слово, спросил: — Можно ожидать увидеть «сцену»?
Кеннет кончиком пальца откинул прядь волос, упавшую на глаза.
— Какого рода «сцену»? — осторожно спросил он.
— Группу… э… или я неправильно выразился? Я пока еще не подсел… так, кажется, называется? Я хочу «опыта». Понимаете?
Теперь Кеннет неприкрыто его разглядывал.
— Вы, конечно, выглядите классно, — сказал он. — Знаете, просто круто. Но… взглянем правде в глаза. Начистоту, дорогой. Начистоту.
— Сожалею, — сказал Аллейн. — Мистер Мейлер должен был помочь мне с заменой.
— Пусть это вас не тревожит. У Тони здорово.
— У Тони?
— Там, куда мы едем. В «БерлогуТони». Самое лучшее местечко. Отличное. Знаете? «Травка», кое-что покрепче, все такое. Причем никаких осложнений. Немножко поторчим.
— Поторчим?..
— Это такая вечеринка. Психоделическая.
— Шоу среди присутствующих?
— Если хотите… но наоборот. Такое модное. Некоторые приходят просто похихикать и уходят. Но если вас забирает, ради чего это и делается, вы ловите кайф.
— Очевидно, вы уже бывали там раньше?
— Не стану вас обманывать, бывал. Нас возил Себ.
— Нас?
— Тетушка тоже ездила. Она так любит новые впечатления. Она изумительная… честно. Я не шучу.
Пересиливая себя, Аллейн непринужденно спросил:
— Себ… подсадил вас?
— Совершенно верно. В Перудже. Я подумываю, — сказал Кеннет, — сменить.
— Сменить?
— Сделать большой скачок. С «травки» на иглу. Ну, у меня, между прочим, есть вкус. Понимаете. И заметьте, зависимости у меня нет. Так, изредка принимаю дозу. Только чтобы повеселиться.
Аллейн посмотрел в лицо, которое еще не так давно было, видимо, привлекательным. Полицейские с такой же неохотой определяют характер по лицам людей, с какой позволяют читать собственные мысли по своим лицам, но Аллейну пришло на ум, что если бы не отталкивающий цвет лица и постоянно искривленный в безвольной усмешке рот, то Кеннет был бы вполне симпатичным парнем. Даже теперь он еще мог оказаться не таким распущенным, как можно было предположить по его поведению в целом. И что бы там ни произошло или еще произойдет с мистером Себастьяном Мейлером, подумал Аллейн, это и на миллионную долю не сравняется с тем, чего он, безусловно, заслуживает.
