Кеннет нарушил повисшее между ними молчание.
— Послушайте, — сказал он, — это, разумеется, идиотизм, но вот была бы умора, если бы после общения с Себом и поездки к Тони и всего прочего вы оказались бы тем самым Человеком?
— Тем самым Человеком?
— Да. Вы понимаете. Полицейским в штатском.
— Я похож на такого?
— Нисколечко. У вас шикарный вид. Однако, возможно, это ваша хитрость, верно? Но все равно вы не можете меня арестовать, когда мы не на британской земле. Или можете?
— Я не знаю, — ответил Аллейн. — Спросите у полисмена.
Кеннет измученно усмехнулся.
— Честно, вы меня убиваете, — сказал он и добавил после еще одной паузы: — Если я не слишком много себе позволяю, а чем вы занимаетесь?
— А как по-вашему?
— Не знаю. Чем-нибудь ужасно высокопоставленным и деликатным. Как дипломатия. Или это ушло вместе с лордом-камергером?
— А лорд-камергер ушел?
— Ну, тогда пришел. Думаю, он до сих пор ковыляет по дворцовым коридорам с ключом на груди. — Какая-то мысль, по-видимому, поразила Кеннета. — О боже! — слабо воскликнул он. — Только не говорите мне, что вы и есть лорд-камергер.
— Я не лорд-камергер.
— Вот уж мне повезло бы.
Оркестр нерешительно умолк. Барнаби Грант и Софи Джейсон вернулись к столу. Джованни грациозно подвел леди Брейсли к ее столику, где в трансе сидел майор. Ван дер Вегели, держась за руки, присоединились к ним.
Джованни объяснил, что второй водитель отвезет Софи, Ван дер Вегелей и Гранта в их гостиницы, когда они пожелают, а сам он займется другими членами группы.
Аллейн заметил, что «Берлогу Тони» Джованни не назвал и что общего, открытого объявления о дополнительном развлечении не прозвучало. Только те довольно скрытые подходы к мужской части компании. И через Кеннета — к леди Брейсли.
Ван дер Вегели сказали, что хотели бы потанцевать еще немного, а затем поехать к себе. Софи и Грант с этим согласились и, когда оркестр грянул снова, вернулись на танцпол. Аллейн оказался наедине с Ван дер Вегелями, которые с довольным видом потягивали шампанское.
— У меня не очень хорошо получается, баронесса, — сказал Аллейн. — Но, может, вы рискнете?
— Конечно.
Сама она, как многие крупные женщины, танцевала очень хорошо — уверенно и легко.
— Но вы хорошо танцуете, — сказала она через несколько секунд. — Почему вы сказали не так? Это то британское самоуничижение, о котором мы слышим?
— Танцуя с вами, трудно ошибаться.
— Ха-ха, ха-ха, комплимент! Лучше и лучше!
— На другую вечеринку вы не едете?
— Нет. Мой муж считает, что нам это не подходит. Ему не очень понравилось, в каком стиле это было предложено. Это скорее для мужчин, сказал он, поэтому я дразню его и говорю, что он большой консерватор, а я не такая уж и неискушенная.
— Но он остается тверд?
— Он остается тверд. Значит, вы едете?
— Я согласился, но теперь вы меня тревожите.
— Нет! — воскликнула баронесса с лукавой улыбкой. — Этому я не верю. Вы такой шикарный. Искушенный. Это я вижу очень ясно.
— Перемените решение. Поедемте, присмóтрите за мной.
Это вызвало у баронессы взрыв веселья. Она мастерски скользила в танце, заливаясь смехом, а потом, когда Аллейн стал настаивать, внезапно приняла серьезный вид. Понизив голос, баронесса объяснила: она уверена, что Аллейн ей не поверит, но они с бароном действительно придерживаются самых пуританских взглядов. Они лютеране, сказала баронесса. Они, например, отнюдь не в восторге от римской ночной жизни, как ее изображают в итальянских фильмах. Аллейн когда-нибудь слышал об издательской фирме «Адриан и Велкер»? Если нет, она должна сказать ему, что они стоят на очень твердых позициях в отношении морали и что барон, их представитель за рубежом, поддерживает данный подход.
— В наших книгах все чисто, все честно и благотворно, — объявила она и с большим воодушевлением начала расписывать сей высокий стандарт литературной гигиены.
Это не поза, подумалось Аллейну, это склад ума: баронесса Ван дер Вегель (как, по-видимому, и ее муж) была по-настоящему набожной и, подумал он, искоса глядя на этрусскую улыбку, обладала, по всей вероятности, спокойной безжалостностью, которая так часто сопровождает пуританский характер.
— Мы с мужем, — сказала она, — согласны в отношении… кажется, вы называете это «терпимое» общество, правильно? Мы согласны абсолютно во всем, — добавила она со сдержанным бесстыдством. — Мы всегда счастливы вместе и соглашаемся в наших взглядах. Как близнецы, верно? — И она снова разразилась хохотом.
Танец, безмятежность, внезапные приступы веселости баронессы подтверждали ее несуразные заявления: она была чрезвычайно довольной женщиной, подумал Аллейн, физически удовлетворенной женщиной. Интеллектуально и морально удовлетворенной, кажется, тоже. Она повернула голову и посмотрела на сидевшего за столиком мужа. Супруги улыбнулись друг другу и приветственно пошевелили пальцами.
— Вы в Риме впервые? — спросил Аллейн.
Когда люди танцуют, и танцуют слаженно, то, какими бы чужими ни были они друг другу в остальном, между ними возникает физическое согласие. Аллейн немедленно уловил возникшее у баронессы отчуждение, но она с готовностью ответила, что они с мужем несколько раз бывали в Италии, и в частности в Риме. Муж достаточно часто ездит сюда по делам издательства, и когда это удобно, она его сопровождает.
— Но в этот раз вы просто отдыхаете, — уточнил Аллейн.
Баронесса подтвердила и спросила:
— Вы тоже?
— О, безусловно, — ответил Аллейн и отправил партнершу в дополнительное вращение. — А в предыдущие визиты вы посещали экскурсии с «Чичероне»? — поинтересовался он. И снова — ошибиться было нельзя — холодок отчуждения.
— По-моему, это бюро возникло недавно, — сказала баронесса. — Совершенно новое и крайне занимательное.
— Вам не кажется странным, — спросил Аллейн, — что, похоже, никого из нас особо не беспокоит отсутствие нашего чичероне?
Он почувствовал, как приподнялись массивные плечи.
— Наверное, это странно, — признала баронесса, — что он исчезает. Мы надеемся, что с ним все в порядке, не так ли? Только это мы и можем сделать. Тур получился удачным.
Они прошлись мимо их столика. Барон воскликнул: «Отлично, отлично!» — и негромко поаплодировал своими ручищами, хваля их танец. Леди Брейсли оторвала взгляд от Джованни и утомленно-оценивающе посмотрела на них. Майор спал.
— Мы думаем, — сказала баронесса, возобновляя разговор, — что у него возникли, вероятно, неприятности с продавщицей открыток. С Виолеттой.
