— Думаю, это возможно, барон, да. Но когда в таком случае он сбежал?
— Возможно, он все еще там, — предположил Кеннет и заржал.
— Я думал об этом, — сказал барон, игнорируя Дорна. — Я думал, что он, быть может, дожидался, пока эти добрые отцы предпринимали поиски. Что он спрятался где-то поближе к верхней части и, пока они искали в другом месте, сумел ускользнуть от них и снова спрятаться в базилике, пока мы не уехали, а потом сбежал. Не знаю. Возможно, это абсурдное предположение, но… он в итоге сбежал.
— По-моему, — заметила леди Брейсли, — это очень толковое предположение. И, ухитрившись изобразить некое подобие игривого взгляда, устремила его на барона, который в смятении поклонился.
— Суммируем, — сказал Аллейн, — если только это слово годится в данном контексте. Никто из нас не видел Мейлера или Виолетту после того, как Мейлер покинул нас, идя якобы на встречу с мистером Дорном у статуи Аполлона в крытых галереях старой церкви на среднем уровне Сан-Томмазо.
Софи тихонько вскрикнула.
— Да, мисс Джейсон? Вы что-то вспомнили?
— Ну, так. Может… вероятно, это… пустяк. Но это произошло во время нашего группового фотографирования.
— Да?
— Откуда-то за пределами митреума донесся шум. Недалеко, я бы сказала, но перепутанный и искаженный из-за эха. Женский голос, думаю, а потом он… ну, как бы оборвался. А потом… позже… что-то вроде глухого удара. В то время я подумала, что кто-то… где-то… захлопнул очень тяжелую дверь.
— Я помню! — вскричал барон. — Я прекрасно помню! Это было, когда я фотографировал группу.
— Да? Вы помните? — оживилась Софи. — Как глухой… хлопок?
— Точно.
— Как дверь?
— Очень тяжелая дверь.
— Да, — согласился Аллейн, — действительно было на то похоже.
— Но, — побледнела Софи, — я не помню внизу никаких тяжелых дверей. — Она обратилась к Гранту: — Там есть двери?
— Нет. Дверей нет, — ответил он.
— Поэтому мне интересно, не было ли это что-то другое… что-то уронили, например. С не очень большой высоты. Совсем невысоко. Но что-то очень тяжелое.
— Например, каменная крышка? — спросил Аллейн.
Софи кивнула.
Глава 7. Середина дня
I
Когда Аллейн попросил путешественников не покидать пока Рим, леди Брейсли и майор Свит принялись громко возмущаться. Майор сварливо заявлял о своих правах гражданина Великобритании. Леди Брейсли жаловалась и ссылалась на высокопоставленных лиц, с которыми требовала немедленно связаться. Наконец, вполголоса увещевая, ее утихомирил племянник. На глазах у леди Брейсли выступили слезы, с которыми она справилась, промокнув краешком свернутого носового платка.
На майора, похоже, заметно повлияло сообщение, что дополнительные расходы будут возмещены. Он сердито умолк, выражая тем самым уступку.
Реакция Гранта, Софи и Ван дер Вегелей была сдержанной. Как, риторически вопрошала вполголоса баронесса, человеку идти против судьбы? Ее супруг, настроенный более реалистически, сказал, что, хотя это и неудобно, они в то же время обязаны оставаться на месте, если обстоятельства потребуют их присутствия.
Грант нетерпеливо проговорил, что он все равно собирался остаться в Риме, а Софи сказала, что ее отпуск продлится еще четыре недели. И хотя она строила смутные планы посетить Перуджу и Флоренцию, она вполне готова их отложить.
Разошлись они в половине второго. Путешественники, за исключением Гранта и Софи, воспользовались предоставленным Вальдарно большим автомобилем. Аллейн быстро переговорил с комиссаром и с подобающим сожалением отклонил приглашение на ланч, сославшись на необходимость написать отчет.
Когда он наконец покинул здание, то увидел поджидавших его Гранта и Софи.
— Я хочу с вами поговорить, — сказал Грант.
— Конечно. Пообедаете со мной? — Аллейн поклонился Софи. — Вы оба? Прошу вас.
— Только не я, — ответила девушка. — Я просто навязчивая поклонница.
— Ничего подобного, — возразил Грант.
— Ну, кто я ни есть, у меня назначена встреча за ланчем. Поэтому — спасибо, мистер Аллейн, но мне нужно идти.
И прежде чем они успели каким-то образом ее остановить, Софи буквально метнулась на другую сторону улицы и остановила такси.
— Решительная леди, — заметил Аллейн.
— Да, действительно.
— Вот другое такси. Едем?
Они пообедали в отеле Аллейна. Суперинтендант невольно задавался вопросом, не кажется ли это Гранту, без сомнения, привычным — просто в другом ключе — гостеприимством за счет представительских расходов.
Аллейн был хорошим хозяином. Не слишком затягивая и не слишком поспешно он сделал заказ, а когда официант ушел, заговорил о том, как сложно приспособиться к Риму и об опасностях чрезмерного знакомства с достопримечательностями. Он спросил Гранта, большую ли исследовательскую работу ему пришлось провести для «Саймона в Лации».
— Конечно, — сказал Аллейн, — с моей стороны весьма дерзко это говорить, но мне всегда казалось, что романист, который переносит действие своей книги в чужие края, сродни следователю. Я имею в виду, что в моей работе человеку всегда приходится «добывать» информацию, вникать во все виды деталей — технических, профессиональных, местных, каких угодно, — в окружении, которое выходит за пределы вашего личного опыта. Это вопрос тяжелого труда.
— В случае с «Саймоном в Лации» именно так и было.
— Вы наверняка какое-то время прожили в Риме?
— Два месяца, — коротко ответил Грант. Положил нож и вилку. — На самом деле как раз об этом — в некотором смысле — я и хотел с вами поговорить.
— Да? Это логично. Сейчас?
Грант несколько секунд размышлял.
— Плохая благодарность за столь великолепный ланч, но… сейчас, если вы не против.
И он поведал Аллейну, как Себастьян Мейлер нашел его рукопись и о том, что за этим последовало.
— Мне кажется, теперь я знаю, как он все это провернул. Его осенило, когда он нашел рукопись. Он вскрыл мой кейс и прочел книгу. Три дня он потратил, стряпая своего «Анджело в августе». Он не сделал его откровенной копией «Саймона». Всего лишь ввел мою главную тему как побочную у себя. Достаточно, чтобы заставить меня сказать об этом в присутствии его отвратительных дружков. Он повел меня по ночным кабакам и привел в то место, куда вы ходили прошлой ночью, — к Тони. Я мало что помню о последней части тех похождений, но помню достаточно, чтобы желать забыть все. Видимо, я говорил о «сходстве» в ресторане, куда мы пошли, — он называется «Уединенный уголок» — и какому-то американскому приятелю Мейлера, который с удовольствием сообщил бы об этом прессе. Я вернулся в Англию. Книга вышла, и три недели назад я приехал в Рим, о чем ему стало известно. Я с ним столкнулся, и он завел меня в мерзкий салон в гостинице Ван дер Вегелей и шантажировал меня. Он не испытывал никакого стыда. В сущности, он сказал, очень многословно, что изложил свое сочинение по-новому, чтобы оно было абсолютно как мое, и что у него есть свидетели — с той ночи, — которые скажут, что я говорил о сходстве, когда был пьян. Один из них — римский корреспондент «Мировых новостей» и устроит большую сенсацию из этой истории. О да! — воскликнул Грант, когда Аллейн открыл рот. — О да. Я знаю. Почему я не послал его к черту? Вы можете не помнить — с чего бы вам это помнить? — что случилось с моей первой книгой.
