— Я только подумала, что он чертовски груб, жалкий человечишка. — И после секундного раздумья: — И я готова съесть свою шляпу, что он никогда не служил в артиллерии. — Подождала еще мгновение, а потом добавила: — Все равно, это нечто, согласитесь, когда тебя провожает убийца, пусть даже и неучтивый? Мой дорогой, мы отметим это ужином — Кенни и я. Не так ли, милый?
Племянник посмотрел на нее и тревожно поддакнул.
— Я только никак не врублюсь во всю эту чехарду, — пожаловался он.
— Я понимаю, милый. Совсем с толку сбивает. Три мертвеца за столько же дней, можно сказать. И все равно, какое невыразимое облегчение — самой быть вне подозрения. — Леди Брейсли пристально посмотрела на Бергарми, улыбнувшись и склонив голову. — Он действительно не говорит по-английски, да? Он не делает из нас дураков?
Бергарми пробормотал, обращаясь к Аллейну:
— Что она говорит? Возражает против подписания? Почему она мне улыбается?
— Она не возражает. Возможно, вы ей понравились, господин вице-комиссар.
— Mamma mia!
Аллейн попросил всех, если они удовлетворены, подписаться, и леди Брейсли немедленно это сделала, даже не притворяясь, что прочла заявление. Ван дер Вегели подошли к этому делу чрезвычайно обстоятельно и с тревожной тщательностью и часто переговариваясь рассмотрели каждый пункт. Барнаби Грант и Софи Джейсон прочли печатный текст с профессиональной сосредоточенностью. Затем все поставили свои подписи. Бергарми, через Аллейна, сообщил, что все могут быть свободны. Их известят, если потребуется их присутствие на следствии. Он поклонился, поблагодарил туристов и отбыл с бумагами.
Шестеро путешественников встали, собрались с мыслями и с видимым облегчением приготовились уйти.
Софи и Барнаби Грант удалились вместе, за ними пошли Ван дер Вегели.
Леди Брейсли, поглядывая на Аллейна, явно медлила.
Кеннет доплелся до двери и встал там, как обычно, искоса, украдкой наблюдая за Аллейном.
— Значит, вот как все обернулось, — бросил молодой человек.
— Помните, — обратился к нему Аллейн, — вы сфотографировали Митру, когда мы все вместе были в святилище?
— Помню.
— Вы проявили пленку?
— Нет.
— Она черно-белая или цветная?
— Черно-белая, — с запинкой ответил Кеннет. — Считается, что для архитектуры и статуй она лучше.
— Мою проявляет здесь полицейский специалист. Это займет всего часа два. Хотите, я попрошу их одновременно взять и вашу?
— Я не всю ее отснял. Но все равно — большое спасибо.
— Нет, пусть же мистер Аллейн отдаст ее проявить, дорогой, — вмешалась леди Брейсли. — Вряд ли там осталось много кадров. Ты без перерыва щелкал во время того необыкновенного пикника не помню на каком холме. И сознайся, она вызывает суеверный страх. Не потому, что я буду на той, о которой говорит мистер Аллейн, а, ты знаешь… недра земли. Отдай же ее ему.
— Она все еще в фотоаппарате.
— А твой фотоаппарат — в машине. Сходи и принеси.
— Дорогая тетушка… это подождет. К чему вся эта суета?
— Нет, — раздраженно велела она, — проявить нужно. Сходи, дорогой!
Ссутулившись, он повиновался.
— Сюда не возвращайтесь, — крикнул ему вслед Аллейн. — Я заберу ее у вас внизу. Я сейчас спущусь.
— Как это мило с вашей стороны, — проговорила леди Брейсли. — Мы подождем.
Когда она удалилась, Аллейн прошел к лифтам и застал там Ван дер Вегелей, которые укладывали свое обширное фотоснаряжение, без которого, кажется, и шагу ступить не могли. Он напомнил баронессе о снимках, которые она сделала в святилище Митры, и предложил отдать пленку на проявку в полицию.
— Мне кажется, — добавил он, — полиция все еще будет рада увидеть вашу фотографию саркофага, баронесса. Я сказал, что попрошу ее у вас.
— Можете ее взять. Мне она не нужна. Я даже подумать о ней не могу. Геррит, мой дорогой, пожалуйста, отдай ему пленку. Нам не нужны никакие напоминания о том ужасном дне. Ах, нет! Нет!
— Ну, будет, будет, — мягко пожурил жену барон. — Не нужно так суетиться. Пленка у меня здесь. Один момент, я ее достану.
Но все это вылилось в целое дело по расстегиванию и обшариванию огромных рюкзаков — и все напрасно.
Внезапно баронесса негромко вскрикнула и хлопнула себя по лбу.
— Да я с ума сошла! — воскликнула она. — Я теряю собственную голову.
— То есть?
— Это был молодой Дорн. Вчера мы договорились, что он возьмет ее и свою проявить вместе.
— Ясно, — сказал барон. — Как глупо. — И принялся, не теряя добродушия, заново укладывать рюкзак.
— Он никуда ее не отдал, — сказал Аллейн. — Если можно, я заберу вашу вместе с его пленкой?
— Хорошо, хорошо, — согласился барон.
Аллейн вполголоса уточнил:
— Вам она точно не нужна?
Барон покачал головой, поджал губы и нахмурился.
— Нет, нет, нет, — пробормотал он. — Видите, как обстоит дело. Моя жена предпочитает… нет. Хотя, — задумчиво проговорил он, — там есть несколько снимков… наша маленькая группа, например. Ну да ладно.
— Я сообщу вам, как она получится, — сказал Аллейн.
Они вместе вошли в лифт. Интересно, размышлял Аллейн, когда дело Себастьяна Мейлера окончательно выветрится из памяти большинства людей, встретится ли он снова с Ван дер Вегелями? Баронесса приободрилась. Они собирались на экскурсию по фонтанам и саду Виллы д’Эсте. Аллейн проводил их до главного входа. Баронесса ушла вперед той необычно бодрой походкой, которая навевала Аллейну мысли о поступи какой-нибудь огромной и древней птицы, возможно, моа.
— Моя жена, — сказал барон, с любовью наблюдая за ней, — обладает мудрым простодушием античных времен. Замечательнейшая женщина. — И, понизив голос, добавил, скорее для себя, чем для Аллейна: — И, по-моему, очень красивая.
— Вы счастливый человек.
— Я такого же мнения.
— Барон, приглашаю вас выпить со мной. Часов в шесть? Я смогу показать вам фотографии. Поскольку они расстроят баронессу, я не прошу вас привести и ее.
— Спасибо, — ответил Ван дер Вегель. — С удовольствием. Вы очень тактичны. — И, поправив рюкзак на массивных плечах, позвал: — Матильда, не так быстро! Подожди! Я иду.
И он, такой же пружинистой походкой, поспешил вслед за женой. Они пошли по улице вместе, на голову выше других прохожих, упруго шагая и живо переговариваясь.
Кеннет Дорн сидел за рулем белого спортивного автомобиля, леди Брейсли рядом. Аллейну пришло в голову, что чересчур старательный отдел по подбору актеров нашел бы в них подходящие типажи для еще одной «Сладкой жизни». На голове у Кеннета красовалась нелепая «ультрамодная» кепка, малиновая, с белым козырьком. Парень был очень бледен, лоб блестел от испарины.
