Он что-то еще сказал девице по-итальянски, приподнял шляпу, пробормотал, обращаясь к Софи: «В таком случае… arrivederci»
[11] — и оставил ее разбираться.
— Вы платить мне, — свирепо заявила девица и, когда Софи отдала деньги, протянула ей билет и наградила хриплым необъяснимым смешком. Софи весело, хотя и машинально засмеялась в ответ, желая, как всегда, быть дружелюбной со всем и каждым.
Она продолжила прогулку по Риму, с не поддающимися определению чувствами предвкушая субботу, двадцать шестое апреля.
III
— Должна сказать, — пробормотала леди Брейсли, — тебе, похоже, не очень-то весело. Никогда не видела такого угрюмого лица.
— Сожалею, тетя Соня. Я не хотел казаться угрюмым. Честно, я бесконечно благодарен.
— О, — отмахнулась она от его слов, — благодарен! Я лишь надеялась, что мы мило, весело проведем вместе время в Риме.
— Сожалею, — повторил он.
— Ты такой… странный. Беспокойный. И выглядишь неважно. Что ты с собой делаешь?
— Ничего.
— Бурная ночь, полагаю.
— Со мной все будет хорошо. Правда.
— Возможно, тебе не следовало так удирать из Перуджи.
— Перуджа мне до смерти наскучила. Студенты бывают такими жуткими занудами. И когда мы с Фрэнки расстались… ну, ты понимаешь.
— Все равно твои родители, адвокаты, лорд-канцлер или кто там еще, вероятно, разозлятся на меня. За то, что не приказала тебе вернуться.
— Это важно? Да и вообще… мои родители! При всем уважении к твоему кошмарному братцу, дорогая, мы знаем, что чем дольше его чадо держится вдали от него, тем больше ему это нравится.
— Кеннет… дорогой!
— А что касается мамочки… как называется тот приют для алкашей, куда она переехала? Никак не могу запомнить.
— Кеннет!
— Ну, так и прекрати об этом, ангел мой. Сейчас уже не двадцатые годы, знаешь ли.
Они задумчиво посмотрели друг на друга.
Тетка спросила:
— У вас была очень дурная компания в Перудже, Кеннет?
— Не хуже дюжины других.
— Какого рода компания? Чем вы занимались?
— О, разными вещами, — ответил Кеннет. — Забавными. — Он просто исходил обаянием. — Ты слишком молода, чтобы тебе рассказывать, — заявил он. — Какое потрясающее платье! Ты купила его у той поразительной дамы?
— Тебе нравится? Да, у нее. За астрономическую сумму.
— Оно выглядит на эти деньги.
Тетка полюбовалась на себя в зеркало.
— Попробовало бы не выглядеть, — пробормотала она.
— О господи! — недовольно бросил Кеннет и плюхнулся на стул. — Прости! Наверное, погода.
— Сказать тебе по правде, я и сама немного на взводе. Придумай для нас какое-нибудь восхитительное и возмутительное дельце, дорогой! Что такое?
Кеннет, как чадрой, заслонил нижнюю часть лица ладонями и поверх них смотрел на тетку большими и нежными карими глазами. Во всех действиях Кеннета сквозила порывистость и жеманность: он примерял разные стили поведения и отбрасывал их с той же капризностью, с какой его тетка примеряла свои шляпки.
— Милая, — произнес он. — Есть одно дело.
— Ну… какое же? Я не слышу, что ты там говоришь, прикрывая рот.
Он раздвинул пальцы, образуя треугольное отверстие, и заговорил через него.
— Я знаю одного человечка, — сказал Кеннет.
— Какого человечка? Где?
— В Перудже, а теперь здесь.
— И что же в нем такого?
— Он довольно умный человечек. Ну, вообще-то, я бы сказал — человек.
— Прекрати, Кеннет! Это сводит с ума, это бесит. — И потом вдруг прошептала: — В Перудже. Ты… ты… курил?..
— Ни к чему понижать голос, дорогая! Вижу, тебе наплели обычные глупости.
— Значит, курил?
— Разумеется, — нетерпеливо ответил Кеннет и, помолчав, сменил позу — обхватил руками колено и склонил голову. — Ты такая замечательная, — произнес он. — Я могу всем с тобой делиться. Как будто ты из моего поколения. Ну, разве мы не чудо? Мы оба?
— Неужели? Кеннет… на что это похоже?
— «Травка»? Ты действительно хочешь знать?
— Ну, я же спрашиваю.
— Противно в первый раз и очень весело, если это дело не бросать. На самом деле детские игрушки. Столько шума из ничего.
— Этим занимаются на… на вечеринках, да?
— Совершенно верно, милая. Хочешь попробовать?
— Привыкания к этому не развивается. Нет?
— Конечно, нет. Ничего такого. Нормальная штука, насколько это возможно. Ты не подсядешь. С «травкой» это не грозит. Лучше тебе познакомиться с моим человечком. Соверши маленькое путешествие. На самом деле я мог бы устроить потрясающее путешествие. Безумно классное. Тебе понравится. Самые разные роскошные господа. Суперэкзотическое заведение. Все вместе.
Леди Брейсли посмотрела на него из-под своих немыслимых ресниц — девичьим взглядом, отнюдь не красившим ее лицо. И произнесла:
— Может, я и согласилась бы.
— Одно только… это очень дорого. Немыслимо высокий уровень и стоит того. Нужно кучу деньжат, а у меня — вот удивительно — нет ни цента.
— Кеннет!
— В сущности, если бы моя богатая тетя меня не пригласила, меня с позором выставили бы. Не наезжай на меня, вряд ли я это выдержу.
Они уставились друг на друга. Они были очень похожи: две версии одного катастрофического образа.
— Я тебя понимаю, — сказал Кеннет. — Ты ведь это знаешь, верно? Я нахлебник, так? Но я не просто нахлебник. Я даю кое-что взамен. Согласна? — Он подождал мгновение и, когда тетя не ответила, крикнул: — Разве нет? Разве нет?
— Успокойся. Да. Да, конечно, даешь. Да.
— Мы одного поля ягоды, не так ли?
— Да. Я же сказала, ты что, не слышал? Ладно, дорогой. Посмотри у меня в сумочке. Я не знаю, сколько там.
— Боже, какое же ты чудо! Я… я сейчас же пойду. Я… все… все… — его губы искривились, — устрою. Мы проведем такой… как же это называла та старая высохшая цыганка… или ее дружок… яркий вечерок?.. Ты не против?
Ее бумажник трясся у него в руке.
— Здесь не так уж и много, — заметил Кеннет.
— Неужели? — откликнулась его тетка. — Внизу обналичат чек. Я выпишу. У тебя должны быть при себе деньги.
После его ухода она перешла в свою спальню, села перед зеркалом и принялась изучать сомнительную маску, которую до сих пор предъявляла миру.
