— Знаете, мой муж с вами согласен.
— Ну вот, а кому же еще знать, как не ему-то?.. А вот от Альфа Маулта вы таких слов не дождетесь. Скорей рак на горе свистнет.
— Вы полагаете, он не доверяет здешнему персоналу?
— На дух не переносит их всех, простите уж за прямоту. Он, знаете ли, из тех, кто любит только норму, только стандарт, только чтоб по струнке. Солидность, приличия и политес подавай этому Альфу Маулту. Слуга военного разлива и большой сноб. Это я вам точно говорю. Я вот сам из низов, как видите, он таких «господ», как я, и в грош не ставит, зато мне легко распознать, как и чем дышит он, что думает. Знаете, как он их зовет, местных? Мразь, накипь и отбросы общества — вот как он их зовет. И только потому снисходит к ним в людскую — в прямом, как говорится, и переносном смысле, — только потому унижается до общения с ними, что таков порядок его службы у Форрестера, а между полковником и Господом Богом разницы никакой он, кажись, не замечает.
Мистер Смит опустил стакан на столик, вытер пальцами губы и подмигнул Трой.
— Отменно. Знаете что, будет здорово, если как-нибудь за эти дни вы заедете ко мне. Попросите Хилли свозить вас. У меня завалялась пара холстов, которые вас точно заинтересуют. Мы, знаете, любим иногда побаловать себя старыми мастерами. Время от времени что-то на рынке встречаю, что-то себе покупаю… Вам нравится Блейк?
— Блейк?
— Блейк, Уильям. У которого «тигр, тигр, жгучий страх»
[96]? — Он великолепен.
— У меня есть один его набросок.
— В самом деле?!
— Приезжайте — гляньте сами. Увидите воочию.
Тут вернулся Хилари и сразу же принялся рассыпаться в извинениях.
— Боже, что вы должны были о нас подумать! — сокрушался он. — Беда за бедой. Неприятность за неприятностью гонится и чуть на пятки не наступает. Видимо, это мне за грехи, смирения гордыни ради.
— Так чем там в итоге дело кончилось? — спросил Смит.
— Слава богу, все в порядке, ничего больше не случилось, только Крессида очень нервничала.
— Ну, я вижу, она уже почти пришла в себя.
— То есть как это «видите»?
— Раньше девицы ее возраста предпочитали кроваво-красные тона. Теперь, наверное, в моде не такие агрессивные цвета?.. Но все-таки лучше сотри.
— Дядя Берт, вы совершенно невыносимы, — сказал Хилари безо всякой злобы, однако слегка вспыхнул и оттер след помады платком.
— Что ж, отправлюсь-ка я под благословенную сень одеяла. Если обнаружу под дверью грязное подметное письмо, буду кричать. Спокойной всем ночи. — И мистер Смит, столь резко сменив таким образом манеру выражаться, отправился к себе наверх. Трой услышала, как он насвистывает на лестнице.
— А вы ведь еще не ложитесь, нет? — обратился к ней Хилари. — Пожалуйста, останьтесь еще ненадолго — или я окончательно уверюсь, что вы в претензии.
— Ну, раз уж так, останусь.
— Вы сказочно милы. Чертовски меня успокоили. Выпьете чего-нибудь? Нет? А я выпью. Мне это просто необходимо. — И он подошел к столику с бутылками. — Вы ведь наверняка безумно жаждете узнать, что там было в записке у дяди Блошки?
— Вообще-то жажду.
— Все не так уж страшно.
— Видимо, не так уж — вы даже усмехнулись, я заметила.
— Надо же, какой у вас острый глаз. В общем, кратко говоря, в послании сообщалось, что дядя Блошка — «рогАносИц, с чьей клумбы чужиИ срывают цветы», через буквы «а» и «и». И я чуть не прыснул, сами догадываетесь, оттого что тетушка Клумба на 71-м году жизни наконец-то оправдала свое домашнее прозвище, пусть даже в таком экзотически переносном смысле. Интересно, кого еще следует считать виновным в этой измене? Маулта?
— Понятно, почему она так разъярилась.
— Моя дорогая, она вовсе не разъярилась. То есть не всерьез. Откровенно говоря, она была довольна, как слон, и горда. Вы со своей наблюдательностью наверняка обратили внимание, как она вскинулась, когда дядя Блошка назвал анонимку «нелепицей».
— Как-то не верится.
— И напрасно. Я честно говорю.
Трой хихикнула.
— Естественно, она бы обрадовалась не меньше, если б дядя встал на задние лапы, заревел, схватил конский хлыст и побежал искать преступника… Между прочим, никогда не понимал, как это «экзекуторам» удается подобная процедура. Я хочу сказать, что из-под конского хлыста легче легкого убежать. И тогда исполнителю наказания останется размахивать своим дурацким инструментом впустую, как укротитель тигров без тигров на манеже. То есть — останется с носом.
— Я думаю, в случае с наказаниями применяется другая методика — не цирковая, а скорее жокейская. Знаете, такие короткие свистящие хлесткие щелчки — пока хлыст не преломится надвое. И тогда ошметки презрительно бросают в физиономию жертве.
— Как хорошо вы в этом разбираетесь.
— Догадки строить никому не возбраняется.
— Ну, как бы там ни было. А знаете, вся эта история — совсем не шутка… И моя бедняжка Крессида страшно расстроилась. Вот уж кто по-настоящему злится. Понимаете, бедная девушка никогда не занималась подбором персонала. И с моим до поры до времени вполне готова была мириться — в конце концов, в «Алебардах» прекрасно идут дела, не так ли? Но, на беду, она прослышала, что вся «рабочая команда» из поместья одного греческого миллионера, недавно умершего, изъявила желание в полном составе перебраться в Англию, спасаясь от «черных полковников»
[97]. Моя невеста загорелась идеей заполучить этих греков сюда, уверена, что именно Найджел подбросил ей дурацкое послание, и теперь требует заменить всех слуг во что бы то ни стало.
— А вы полагаете, Найджел невиновен?
— Конечно. Он кто угодно, только не тупой осел.
— Но что, если с ним… Простите, но вы сами рассказывали, как его перевели из обычной тюрьмы в Бродмур.
— Ради бога! Он нормальнее многих нормальных. Полное и окончательное излечение! Боже мой, да, я прекрасно понимаю, что записка Крессиде составлена как бы в его стиле, но считаю — это случайность.
— Вот как, — в задумчивости проговорила Трой.
— Именно так. То же самое и в случае дяди Блошки — любой сразу подумает на Катберта. Вы, конечно, помните, что он зарезал смазливого поваренка, который склонил к сожительству его жену. Свидетели утверждали, что термин «рогоносец» сыграл роль спускового крючка, именно от него Катберт так взбеленился. Это слово встречается на каждой странице его показаний.
