— Кого узнала?!
— Его.
— Кого?
— Маулта!
— Маулта?
— Что, правда не узнали? — громко воскликнула Крессида. — Неужели не догадались? Это вы-то, с вашей наблюдательностью!
— Да о чем же, наконец, вы говорите?
— Да ведь это был не… — Внезапный взрыв смеха среди гостей поблизости не дал Трой расслышать конец фразы, но мисс Тоттенхэм, поняв это, приблизила свои очаровательные губки прямо к уху художницы. — Это был Маулт! Он играл Друида!
— Маулт?!
— У дяди Блошки опять случился приступ. Маулту пришлось выйти на замену.
— Господь милосердный! Он уже пришел в себя?
— Кто?
— Дядя… Полковник Форрестер!
— Ах, вы о нем. Я его не видела… Тетя Колумбина пошла наверх. Полагаю, все уже в порядке. Кажется, он опять слишком переволновался.
— Ай-ай-ай! — Трой по-прежнему приходилось перекрикивать толпу. — Какой ужас!
— Да, ужас. Хотя, — возразила в ответ Крессида, — с ним ведь это не в первый раз. Понимаете ли.
Перед ними возник Найджел, который разносил коктейли с шампанским.
— Выпейте! — посоветовала невеста Хилари. — И мне возьмите, пожалуйста. Сейчас точно не повредит. Давайте-давайте!
— Хорошо. Но сегодня туда, по-моему, плеснули многовато бренди, вы не находите?
— Оно и кстати.
Сквозь толпу к ним протиснулся Хилари — поблагодарить Трой за подарок: акварельный рисунок вида из окна ее спальни, того самого, с чучелом. По всему было видно, что владелец «Алебард» доволен, как Панч: он рассыпался в самых цветистых выражениях признательности. Художница, впрочем, слушала вполуха, сфокусировав взгляд на необычной линии губ с загнутыми кверху кончиками (как у верблюда, подумала она) — губ, плясавших сейчас в лихорадочно-восторженном движении.
Наконец смысл его речи дошел до ее сознания.
— …и все получилось прекрасно, как задумано, без сучка без задоринки, если не считать перчаток дяди Блошки, правда? Ну как он мог забыть о них?!
Трой и Крессида, хором, поспешили просветить его. Хилари, казалось, был совершенно ошарашен и выбит из колеи.
— Да что вы такое говорите?! Нет! Не может этого быть. Маулт?!
И, выпалив еще несколько удивленных восклицаний, добавил:
— Однако нельзя не признать: он весьма достойно справился. Бог ты мой, надо бы его тоже поблагодарить. Где он сейчас?
Тут перед их троицей возник вдруг тот самый перевозбужденный еще в библиотеке мальчуган. Он принял эффектную театральную позу и «выстрелил» прямо в лицо хозяина дома растягивающейся бумажной пищалкой-«языком». Игрушечные дудки, свирели, трубы, барабаны и свистки, казалось, слились к этому времени в какую-то особо дикую какофонию.
— Пойдемте со мной, — сказал Хилари. Взяв под руки Трой с Крессидой, он вывел их в главный зал и плотно закрыл за собой двери. Для детей был здесь уже накрыт роскошный ужин — настоящий пир. Длиннющий стол на дубовых козлах ломился от яств. Кискоман вместе с мальчиком на побегушках и парой специально вызванных на подмогу женщин как раз наносили последние штрихи.
— Так-то лучше, — заметил Хилари. — Нужно сходить посмотреть, как там дядя Блошка. Надо же, какой удар по его самолюбию. Он, наверное, просто убит. Крессида, любовь моя, расскажи-ка мне сперва, что именно с ним случилось?
— Ну, я, как договаривались, пошла в гардеробную его гримировать, а там Маулт, уже полностью переодетый в этого вашего Друида и готовый к выходу. Я так поняла, что он зашел в спальню к дяде Фреду за распоряжениями, не надо ли, мол, чего, и увидел, что у того приступ. Ну, Маулт дал ему лекарство, или что там полагается давать в таких случаях, но было яснее ясного, что больному не до выступлений. И это его действительно убивало. В смысле — дядю. Понимаешь? Ну, они вместе все обмозговали и придумали, чтобы Маулт его заменил. Он же все слышал десять раз на репетиции, и от своего хозяина тоже — что там надо будет делать. В общем, знал, что не подкачает. Так что, когда дядя Фред успокоился слегка, перестал горестно фонтанировать и отдал свои сапоги и все прочее от костюма (Маулт, конечно, хотел сначала поднять шум и позвать тетю Колумбину, но дядя сказал: ни в коем случае), то камердинер все это напялил — ну мантию там и парик — и пошел вниз. А я еще налепила ему усы и красиво заломила корону. И тогда он уже отправился во двор, к Винсенту… Вот. А он неплохо справился с ролью, правда? По-моему, нормально. Я как раз в момент его выхода проскользнула в гостиную. Видела все не так чтобы совсем хорошо, пришлось, понимаете ли, стоять «на задах», но, по-моему, он проделал все, что следовало. Вот. А когда он там, так сказать, оттоптался, ринулась обратно в гардеробную, помогла ему разоблачиться и почистить перышки. Он ужасно суетился и торопился скорее опять на помощь к дяде Фреду, а меня просил скорее все рассказать тете Колумбине. Я и рассказала. Вот. Понимаешь ли.
— Дорогая, ты сделала все совершенно правильно и чудесно. Похоже, все сегодня на высоте, у всех все получается безупречно споро и уверенно. И это, заметьте, при возрастающей трудности задач… Побегу утешать нашего беднягу дядю Блошку.
Он рванул было с места, но потом обернулся к Трой:
— Ну и дела, черт возьми, ну и дела! Пожалуйста, дорогие мои, побудьте еще немного теми же ангелами, что и весь вечер, попасите еще немного эту ораву желторотых и отведите их за стол. Пусть Катберт, если что, на них как следует рявкнет. Ну а когда он это сделает и когда дети под руководством двух прекрасных дам угомонятся, все слуги с ним во главе будут в нашем распоряжении в столовой. Еще дворецкий должен успеть ударить в гонг. Если я чуть опоздаю, не дожидайтесь меня. На тарелках лежат карточки с именами, но они не должны, в случае чего, никого смущать, ужин задуман как неформальный, знаете ли. И попросите Катберта, чтобы первым делом — сразу же — открыл шампанское. Au revoir, au ‘voir ‘voir
[106] — последние слова он прокричал уже с середины лестницы, не глядя, помахав дамам рукой.
— Ну, просто прелесть что такое! — проворчала Крессида. — Лично я уже совершенно измочалена. Но ничего не поделаешь. Пойдемте.
Через короткое время они с Трой в точности исполнили указания Хилари, и теперь вся компания взрослых гостей тоже могла спокойно рассесться за обеденным столом. Оказалось, что Трой сидит рядом со своим «старым знакомым» с торфяных болот — майором Марчбэнксом, который не преминул с отменной вежливостью заметить, как ему, мол, повезло.
— Я постеснялся вам сказать тогда, на холме, — заметил он, — но на самом деле я ваш большой поклонник. В смысле — ваших работ. Одна у меня даже есть дома, и кто бы вы думали мне ее подарил?
— Представления не имею.
— Правда не имеете? Ваш муж!
