— Агггр! — взревел Ярослав и стал раскачивать коляску.
Юля поспешила скатиться с горбатого моста и пошла вдоль речки. Ивы свешивали зеленые струи листвы к воде, склоны заросли травой. Стоявшие вдоль речки Волховки здания в основном были построены до двадцатого века, эти особняки и усадьбы радовали глаз пастельными тонами, колоннами, гипсовыми атлантами и прочей архитектурной роскошью.
Узкая, вилявшая вдоль реки грунтовая дорожка была слишком длинным путем для тех, кто шел с целью, но приятным променадом для всех гулявших просто так: мам с колясками, отпущенных на волю детей и тех туристов, которым не хватило достопримечательностей Межи: Кремля, полудюжины церквей, ажурного речного вокзала и прочего. Не прошла Юля и пяти минут, как наткнулась на троих граждан заграничного вида и сопровождавшего их гида.
Двое седеющих мужчин, один в темно-розовом джемпере, другой в оливковом пиджаке и с шейным платком, повязанным в стиле Браммела, не могли быть приняты за россиян не столько из-за манеры одеваться, сколько потому, что непринужденно, без всякой опаски держались за руки. Дама рядом с ними, смотревшая на мир из-под роскошной и огромной, как колесо, белой шляпы, походила на графиню старинного европейского рода, переместившуюся на берег Волховки прямиком из казино Монте-Карло. Зато молодой мужчина с красной ряхой, будто только что вышедший из бани, был стопроцентно местным. Он указывал иностранцам на классицистскую усадьбу Мещерских и вещал на сносном английском:
— Особняк купца Старогодова был выстроен с купеческим размахом…
Туристы перегородили дорожку, и Юле пришлось остановиться.
— Позвольте пройти, — негромко сказала она, но иностранцы не поняли, а гид не услышал.
— Кроме колонн и медальонов с цветочками, в нем нет ничего интересного, поэтому поворачиваемся и смотрим на противоположный берег… — бодро продолжал гид.
Юля неожиданно для себя рассердилась.
— Во-первых, вы мешаете мне пройти! — воскликнула она на английском. — Во-вторых, эту усадьбу построил для себя князь Мещерский и с ней связана масса всего интересного!
Красномордый гид осекся, а иностранцы повернули головы к Юле, как по команде.
— А что именно? — спросили они.
— Да, что именно? — нагло поддакнул гид.
Пришлось рассказать. Бал, на котором побывал сам Александр Первый, причем, по легенде, он поскользнулся во время танца и расшиб нос; капельки августейшей крови, впитавшейся в паркет, прикрыли персидским ковром и показывали всем дальнейшим гостям. А последнее правое окно, видите, с кованой решеткой, — там поселили бывшего воеводу, героя войны двенадцатого года, когда он сошел с ума… бедняга. Посмотрите на фронтон, видите барельеф с танцующими музами? Справа от них позднейшее добавление — танцующая на задних лапах кошка. Последняя из мещерских престарелая княжна обожала кошек до безумия и держала в усадьбе то ли пятьдесят, то ли сто пятьдесят зверьков. Кошки плодились, дрались, сбегали и возвращались, стаями скакали по мраморной лестнице, раздирали когтями шелковый штоф на стенах и доводили слуг до исступления. Все это продолжалось, пока не случился пожар. Княжна задохнулась в дыму. Говорили, что хозяйку сгубила ее любимица-кошка: опрокинула ночью подсвечник…
Яся начал возмущаться: ему надоело, что коляска стоит на одном месте. Юля пошла дальше вдоль реки, но позвала с собой и туристов. Она рассказала про особняк купца Старогодова, разбогатевшего на торговле чаем, затем перешла к бывшей церкви Ильи-пророка Обыденского, воздвигнутой в честь избавления от засухи и ниспослания дождя, а в советское время превращенной в фабрику зонтов. Возле обезглавленного храма Юле нужно было поворачивать направо.
— Как вы рассказываете! Задержались бы! — сказал гид.
Краснолицего крепыша ничуть не смутило его фиаско, как ни странно, он был только рад Юлиному вмешательству.
— Хорошего понемножку, — сказала Юля.
Честно говоря, ей самой не хотелось расставаться. Она вспомнила, как водила экскурсии по музею — для детей, для взрослых, и как ей это нравилось. Эх! Когда еще случатся ее экскурсии!
Элегантная дама милостиво поблагодарила ее, глядя из-под шляпы, щеголь в шейном платке поцеловал руку. Переговариваясь на португальском, иностранцы двинулись дальше, а незадачливый гид задержался на минуту.
— У-у, какой славный малыш! Щеки сумоиста. Откуда твоя мама… Откуда вы все это знаете?
— Читала. Многое моя преподавательница в институте рассказывала, удивительных познаний дама. И вообще — я люблю истории про наш город, — вздохнула Юля.
— Возьмите визитку. — Краснолиций сунул ей свою визитку, невзирая на отнекивания. — Выйдете из декрета — позвоните. Нам такие люди нужны.
К Гороховой улице Юля подошла, настроенная решительно. «Я потерплю без Парижа, только дай мне вернуться в музей! Ты обещал!.. Между прочим, моя работа тоже важна!» — бормотала она про себя.
— Степа-а! Мы дома, — вошла она с Ясей на руках.
— Дагаду-у! — поддержал ее Соловей-младший.
Из беленькой комнаты донеслось невнятное бурчание. Муж появился только минуты через три. Волосы у него стояли торчком, будто он вытягивал себя за них из неведомых болот, а глаза сверкали. Он налетел на Юлю, приподнял ее и чмокнул с оглушительным звуком: «Мма!» — опустил, подхватил Ясю и затанцевал с ним нечто невообразимое.
— Ай уонна би лавд бай ю! — пел муж, смотря на Юлю. — Джаст ю, ноубади элс, бат ю! Ай уонна би киссд бай ю! Эло-о-о-оун!
Каждый дикий танец Степы был не похож на другой и вообще мало на что похож. Двигался он уморительно, как тощий медведь, которому выдали комический номер в мультфильме: махал руками-ногами-локтями, крутился, вращался, подкидывал попу, подкидывал Ясю, поигрывал бровями, удивительным образом попадая в ритм. Обычно Юля над ним ухохатывалась, но сейчас она была настроена на битву. Она скрестила руки на груди и смотрела исподлобья, стараясь удержаться от улыбки.
— Значит, киссд бай ми, — нарочно скрипучим голосом сказала Юля.
— Угу! — Он остановился. — Я два дня ломал голову, как мне доделать фидбэк в интерфейсе, чтоб летало и понятно было. Юзабилити, понимаешь, должна быть юзабильной. Все мозги сломал. А сейчас — бумс! Осенило!
— Как хорошо, — тихо сказала Юля.
Она присела, расправляя на полу сбившиеся полосатые дорожки. Степа приобнял ее за плечи и троекратно поцеловал в темную макушку.
— Это все мой Воробей! Это Воробей меня отпустил на волю, и у меня сразу — ого-го! Голова заработала, крылья расправились. Я теперь прямо точно, да, еще дня три — и оп-ля, эпп закончен! — говорил вверху Степа.
Юля не смогла бы никому объяснить, почему она не верит, что какое-нибудь из приложений Степы станет хитом, осыпет их деньгами и тому подобное. Возможно, дело было в том, что он почти все вечера проводил за компьютером, столько времени тратил на свое хобби — а ведь мог эти часы отдать ей и Ясе! — что она прониклась к его приложениям глухой и ревнивой неприязнью.
