Он поднес миску к своей голове, резко подался вперед, твердо держа шею. На столешницу посыпались черепки.
— А если не попаду с первого?
— Он тебя убьет, — пожал великан пудовыми плечами, — если поймает.
— Граф не знаком с искусством рукопашного боя? — пропел Станислас.
— А наследник Доремара им владеет? — огрызнулась я, песенка про трусость меня обидела.
— Ни в коей мере, в наших краях это отдано на откуп черни, которой запрещено владеть оружием. У вас не так?
— У нас не так, — перебил его Оливер. — Нет ничего веселее, чем хорошая драка с достойным соперником.
— А какой соперник Турень, как ты думаешь?
— Рыхлый жирдяй. — Патрик попытался меня утешить. — Он не сможет нанести сильный удар.
— Нашему Цветочку много не понадобится. Я прав, Басти?
— Я никогда ни с кем не дрался по-настоящему, — призналась я, голос слегка дрожал.
— Ну надо же когда-то начинать. — Виклунд цапнул с подноса проходящей мимо подавальщицы краюшку хлеба. — В лучшем случае он сломает тебе переносицу или челюсть. Но шрамы украшают мужчину и воина.
Я представила себя с кривым носом, потом — как питаюсь всю оставшуюся жизнь протертыми супами. Патрик прав, мне надо бежать. Я отдам свои пятьдесят бусин друзьям, пусть поделят по-братски.
Станислас, потерявший интерес к беседе, подбирал аккорды. Вот ведь гаденыш, моя дуэль — следствие того, что я ринулась на его защиту. Мог бы хоть толику сочувствия проявить!
Менестрель поднял на меня карие глаза, взглянул с нежностью:
— Не бойся, граф, ты и в этот раз победишь. Леди удача парит над твоей головой. Иногда мне кажется, что я даже могу ее рассмотреть.
— Напрасные ожидания. — Патрик опять схватил меня за руку.
Я отшатнулась. Надоел! Конечно, такие красавчики ранее за мной не увивались, но место и время выбрано неудачно, да и пол мой, если честно.
— Лорд Виклунд! — Я скрестила руки на груди. — Не будешь ли любезен оказать мне дружескую услугу?
— Излагай, Цветочек.
Оливер подманил очередную подавальщицу и под видом готовности к флирту стянул еще кусок хлеба. Бедняга, конечно, ему нужно есть гораздо больше, чем нам. Клянусь, если выйду из сегодняшнего поединка с Туренем живой и не слишком покалеченной, накормлю своего друга обильным ужином. Я вдруг вспомнила о способе быстрой добычи денег, коим снабдила меня маменька. Я продам картины. Гип-гип-ура!
Выслушав мою просьбу, великан просиял:
— Конечно, Цветочек. Размяться после обеда будет очень приятно.
Мы пошли во двор. Станислас решил остаться в трактире. Я, просто чтобы кем-то покомандовать, велела ему очаровать пением прислугу.
— С какой целью?
— Чтоб пожрать принесли, а денег не взяли. — Оливер ответил вместо меня, видимо, тоже любил командовать. — Граф проголодается после упражнений.
Следующие несколько часов я посвятила обучению. Сделать меня мастером рукопашного боя за столь короткое время не смогли бы даже все авалонские феи скопом. Поэтому мы сосредоточились на главном: Оливер учил меня наносить тот самый первый и последний удар. Он нашел у хозяйственных построек несколько шестов и, пользуясь мясницким тесаком, одолженным у трактирщика, соорудил нечто вроде чучела, примерно с Туреня высотой. Роль головы столичного аристократа исполнял глиняный горшок.
— Ты не польстил сопернику в росте?
— Скорее польстил тебе. — Оливер поставил меня рядом с чучелом, приложил ладонь к моей макушке, потом проделал то же с горшком. — Примерно так. У вас в Шерези все графья такие мелкие?
— Качества достойного мужа определяются не ростом, а доблестью, отвагой, манерами и разумом, — гордо сказала я и, чуть подпрыгнув, тюкнула лбом в горшок, услышала треск, с перепугу решив, что это лопнула моя беспутная голова.
Глиняные черепки лежали на земле. Патрик, оседлавший жердочки привязи, зааплодировал:
— Браво, Басти!
Виклунд одобрительно потрепал меня по плечу:
— У тебя твердая голова.
Я разбила еще немало посуды. Самое главное в этом деле было не ожидать момента удара, наносить его резко, не думая о последствиях.
— Достаточно, — в какой-то момент решил великан. — Не набивай шишек заранее.
— Теперь покажи, что делать, если первый удар его не вырубит.
— Он попробует перевести борьбу в партер. Если тебя прижмут к земле…
Эта часть тренировки вызвала во мне гораздо меньший душевный подъем. Казалось, Оливер может сбить человека с ног одним мизинцем. Было заметно, что он старается меня не покалечить, сдерживает свою силищу. Но я падала на землю раз за разом. Это еще хорошо, что борьбу на земле мы решили не репетировать, потому что Виклунд меня бы просто-напросто раздавил.
Когда мы закончили, солнце уже явно стремилось на покой. Скоро закат, значит, скоро состоится моя первая в жизни драка.
Я, обогнув сушащееся на веревках белье, отправилась вглубь двора, к бочке с дождевой водой. С меня тек пот, а одежда и волосы были в беспорядке. Виклунду омовения не требовалось, у него от упражнений даже дыхание ни разу не участилось.
Справилась я довольно быстро. Поплескала в лицо, стянула потуже волосы, влажными руками отряхнула штаны, протерла пучком травы пыльные ботфорты. Настроение было безоблачным. Я любила весь белый свет и себя в нем. Интересно, Станисласу удалось разжиться чем-нибудь съестным? Голод уже давал о себе знать.
Сквозь лен простыней, развешенных на просушку, просматривались силуэты моих друзей, ожидающих, когда я к ним присоединюсь. Лорд наш Солнце развлекался, устроив небольшой театр теней. До меня донесся обрывок беседы.
— Значит, убеди его, Патрик, — настойчиво говорил Виклунд. — Если не хочешь потом месяцами его выхаживать.
Я остановилась, не спеша обозначать свое присутствие.
— Все настолько плохо?
— Хуже чем плохо. Басти хлипкий как девчонка, такое впечатление, что в детстве его заставляли сидеть за вышиванием, не позволяя дружить с мальчишками-сверстниками.
— Он горяч… — Патрик покачал головой. — Он будет возражать.
— Ты умный, придумай что-нибудь. Пусть Цветочек заболеет и вместо него выйдет кто-нибудь из нас.
— На это не согласится Турень.
Обидно. А я так гордилась своими успехами.
— Но погоди. — Патрик схватил Оливера за руку. — Басти без усилий разбил лбом дюжину горшков!
— Из необожженной глины. — Вздохом Виклунда можно было наполнить кузнечные меха. — Малыш так радовался разминке, что я не нашел в себе сил все ему объяснить.
«Какой он славный, этот наш великан, — умильно подумала я. — Не хотел задеть мою гордость…»
