Мармадюк посмотрел мне за спину, улыбнувшись. Я обернулась. Служанка выпустила на пол стопку грязной посуды.
— Простите…
Девушка убежала, не подобрав черепки, шут столкнул меня.
— Прекрасно, Цветочек, браво. Сейчас по дворцу со скоростью лесного пожара разнесется весть, что претендент в миньоны ее величества пытался совратить ее любимого слугу.
— Или слуга — будущего миньона.
Тяжело дыша, я стала застегивать камзол.
— Ну мне-то, в отличие от тебя, ничего не грозит. Королева оценит соленую шутку.
— Я не боюсь ничего, кроме немилости ее величества.
— Один — один. — Мармадюк подошел к столу и схватил бутылку с вином. — Удар ты держишь превосходно. Даже жаль, что я не обладал подобными талантами, когда начинал свой путь при дворе.
— Вы были пажом?
— Хуже, гораздо хуже, мой черненький Цветочек. Когда-нибудь я тебе об этом расскажу.
— Вас подвергали насилию?
— Чему нас только не подвергали. — Он поставил на стол опустевшую бутылку. — Запомни, Шерези: твоя роль — трикстер. Это твое призвание, и противиться ему не стоит. Ты сможешь добиваться своих целей самыми нелепыми и недопустимыми для других способами, ты сможешь перевернуть ситуацию с ног на голову и сделать это настолько быстро, что прочим останется только удивленно хлопать глазами.
— Бывают и другие роли?
— Их не так много — воин, ученый, бард, интриган.
— А интриган и трикстер — это не одно и то же?
— Нет. Разницу ты поймешь сам со временем. Роли нестатичны. Ученый может интриговать, а воин посвятить часть своей жизни искусствам, но стержень в человеке остается навсегда.
— И в какой роли шансы добиться чего-то при дворе повышаются?
— А это очень хороший вопрос. — Мармадюк приблизился к другому столу, в отличие от обеденного — квадратному, стоящему в арочном углублении у окна. — Добиться чего-нибудь можно, только используя в своих целях других людей. Тех, кто обладает недоступными тебе качествами.
— То есть дружить?
— Можно это и так назвать.
Шут откинулся в кресле, закинув ноги на дубовый сундук, придвинутый к окну.
— У тебя есть еще вопросы?
Я помялась. Можно ли доверять лорду Мармадюку? Кажется, мы с ним похожи, в том, что шут тоже играет в жизни трикстера, я не сомневалась. Если довериться, то лучше ему.
— Я хотел спросить о дружбе. Нас четверо…
— Ты, бешеный Виклунд с Тиририйских гор, бард-менестрель из Доремара, — шут сверился с каким-то списком, лежащим на столе, — и смазливый ленстерец, склонный к наукам?
— Именно.
— Воин, бард, ученый и ты. Поздравляю. Вместе вы составите крепкий квадривиум.
— Нам достались камзолы разных цветов.
— И что?
— Мне кажется, что это помешает нашей дружбе.
— Так придумай что-нибудь, чтоб ее скрепить.
— Я хотел просить вашего позволения сменить наши цвета.
Мармадюк поморщился:
— Слишком просто и потому мне не нравится. Еще?
Больше хороших идей у меня не было, о чем возвестил собеседнику скорбный вздох:
— Еще существуют рыцарские поцелуи дружбы…
— Да ну? — Шут сделал приглашающий жест. — Требую подробностей, раньше мне об этом слышать не приходилось.
— Ну как же… — Я смутилась. — Со времен Спящего лорда наши предки пили чашу дружбы, опрокинув которую полагалось соединить уста в дружеском поцелуе и перейти на «ты».
— Очень интересно. И кто, поведай мне, рассказал тебе об этом обычае?
Я молчала. Разумеется, узнала я об этом не из книг и не от кого-нибудь из благородных лордов, не бывало их в Шерези.
Мне было лет десять, наверное. Была зима. За окном бушевала метель, просто невообразимая для наших мест. Мы все собрались в зале, горел камин, я вышивала, Магда перебирала чечевицу в плетеной корзине, маменька дремала, попивая горячее вино. Да. Точно. Оно грелось на комельке в толстом кувшине. А еще тогда с нами был забредший на огонек путник, то ли бродячий сказитель, то ли коробейник, которого мы приютили, пока метель не утихнет. И Магда постреливала в его сторону глазами. А потом, когда матушка ушла к себе, чтобы отойти ко сну, Магда предложила мужчине испить чащу дружбы, они выпили. Потом был поцелуй, а потом они ушли вместе, а я еще долго сидела у очага, любуясь танцем пламени…
В лицо мне кинулась краска, щеки запылали, будто я до сих пор сидела у огня в Шерези. Магда попросту флиртовала. Ни каких таких обрядов нет! Она соблазнила малознакомого мужчину, а я…
В обморок, что ли, брякнуться?
Я поцеловала ван Хорна, думая, что поступаю как мужчина, как дворянин! Я! Его! А-а-а!
— Я получу сегодня внятный ответ? — поторопил меня шут.
— Нет, мой лорд. — Голос был слабым, как писк полудохлой мыши. — Давайте забудем.
Хотя почему это — забудем? А Виклунд? Он тоже про обряд дружеского поцелуя слышал. Он еще и про способы этих самых поцелуев нам рассказывал!
— Как пожелаешь.
— Погодите. Этот обряд жив в Тиририйских горах.
— Ты уверен?
— Да.
Шут расхохотался.
— Видел бы ты свою мордашку, Цветочек! Вот потеха! Наверное, вспоминал все небритые рожи, которые успел перецеловать в Ардере? Твое стремление к дружбе неодолимо! Всегда, запомни, всегда будь уверен в своих словах, не давай никому сбить себя с толку. Конечно же существует такой обычай. О нем я тебе отвечу так же: слишком просто.
— Эта идея была последней. Но, если судить по выражению вашего, мой лорд, лица, вы можете предложить мне достойное решение.
Уф! Я поступила с Гэбриелом как полагается. Испытанное облегчение наполнило меня уверенностью.
— Более чем достойное, — кивнул Мармадюк, — я бы назвал его великолепным. Со времен Спящего лорда существует некий полумагический обряд скрепления рыцарской дружбы. Его могут провести только наследники либо главы родов, потому что для него необходимо использовать фамильные камни.
Мармадюк поднялся из-за стола, подошел к книжным полкам, достал фолиант в лиловом кожаном переплете:
— Это рыцарский устав Ардеры, здесь должна быть описана последовательность действий.
— Вы одолжите мне его?
— Только до рассвета.
— А кристаллы, все четыре?
— Да.
Шут передал мне фолиант и откинул крышку сундука, того самого, на который закидывал ноги, сидя за письменным столом.
— Держи. — Камни он доставал почти не глядя, будто ощущал их принадлежность руками.
