Прошло два дня, но слухи о ночном визите мужчины в комнату гостьи так и не поползли по имению. От напряженного ожидания у Ровены даже разболелась голова. Впрочем, были тому и другие причины. В последние часы до того, как день сменился вечером, над озером повис густой туман, окутавший дымкой деревья в лесу. Ровена любовалась живописной картиной и размышляла о том, что готова принять предложение Калли и согласиться на неожиданно высокую зарплату.
Днем подруге стало плохо, она ощущала слабость и тошноту, необъяснимая чувствительность часто заканчивалась слезами. Теперь она сидела в гостиной и старалась взять себя в руки. Ровене было невыносимо больно видеть, как она борется с тревогами за ребенка и Гидеона.
Каково это – осознавать, что в тебе зарождается новая жизнь? Ее свекровь, миссис Уэстхоуп, не раз намекала, что невестка, должно быть, бесплодна, хотя Ровена полагала, что детей у них не было из-за Нейта, который слишком редко исполнял супружеские обязанности, что, впрочем, ничуть ее не огорчало. В этом была и еще одна причина отказать Джеймсу Уинтерли. Даже если леди Фарензе в ближайшее десятилетие родит нескольких мальчиков, сохранение благородного рода требует, чтобы сыновей было как можно больше, а значит, Джеймсу Уинтерли тоже надо иметь нескольких детей мужского пола. В этом Ровена едва ли будет ему полезна.
– Как думаешь, Ро, с Джеймсом все будет в порядке? – Калли прервала ее размышления о том, какой жены достоин этот благородный джентльмен.
– Кошки всегда приземляются на четыре лапы, – ответила та.
– Ты его недолюбливаешь, верно?
– Мистер Уинтерли не очень мне приятен, и все же, признаю, ему не следовало рисковать здоровьем, брать столь своенравного коня и уезжать так надолго. Как будут чувствовать себя Джек и Эстер, если его вдруг найдут лежащим в канаве, и все лишь потому, что он ослушался рекомендаций врача?
– Упаси Бог! – Калли схватилась за голову.
– Не слушай меня, дорогая, я говорю вздор, – досадуя на себя, проговорила Ровена. – Он непременно вернется живым и здоровым. И голодным, как волк, ведь у мистера Уинтерли отменный аппетит.
– Это верно. Теперь он любимчик нашей кухарки. Ведь я стала привередлива и порой не могу переносить даже запах тех блюд, которые когда-то обожала.
– Когда мама носила Нэна, у нее была тяга к древесному углю, – с улыбкой проговорила Ровена. – Тогда папа придумал готовить подгоревшие тосты, и все наладилось.
– Надеюсь, я скоро перестану солить пудинг. Гидеон уже, кажется, подозревает, что у меня помутился рассудок.
Лицо Калли стало таким несчастным, что Ровене захотелось обнять ее и сказать, что Гидеон безмерно любит жену, желает ей только добра и смирится, даже если она попросит подать ей опилки в парадную столовую. Если подруга будет в ближайшие шесть-семь месяцев вести себя как капризная больная, вряд ли она будет счастлива и спокойна к моменту родов.
– Гидеон достанет для тебя луну с неба, если пожелаешь, – произнесла Ровена, – но ты должна перестать испытывать его любовь на прочность, Калли. Поверь, она искренняя и сильная, но, если ты оттолкнешь его, ни тебе, ни ребенку это не принесет пользы.
– Я не могу вновь потерять и мужа… и ребенка, Ро. Я не вынесу. – Она смотрела так испуганно, будто это обязательно должно было произойти. Ровена с трудом сдержалась, чтобы не обнять Калли, прижать к груди и дать ей выплакаться.
– Прекрати вести себя как прима драматического театра, Каллиопа. Гидеон рядом, вместе вы преодолеете все трудности, к тому же молния не ударяет дважды в одно и то же место. Мне жаль, что ты потеряла Грейс, что твоя свекровь и тетя встали между вами с Гидеоном в то время, когда вы были очень нужны друг другу. Я тебе сочувствую. Но все это в прошлом. Рядом с тобой любящий муж, дедушка позаботился о твоем благополучии, оставив состояние, Господь благословил вас, послав ребенка. Не стоит портить лучшее время в жизни постоянными опасениями, что все изменится к худшему.
– Тебе меня не понять. Ты не теряла ребенка, – произнесла Калли и тут же махнула рукой, извиняясь.
– Я нет, но родители пережили эту трагедию вскоре после нашего переезда в Райн-Хилл. А теперь у них столько детей, что мы едва помещаемся в доме священника. Почему бы тебе не поговорить с мамой? Она самая разумная женщина из всех, что я знаю. Разумеется, положение жены викария требует соответствующего поведения, приходится скрывать многие свои качества, но поверь, она очень сильная.
– Пожалуй, я так и сделаю. И еще обещаю, что буду отныне стараться видеть во всем только хорошее. Кажется, я вела себя очень эгоистично, верно?
– Нет, дорогая, но, если будешь продолжать в том же духе, мы все разбежимся от тебя по углам, – пошутила Ровена.
– Да, мне надо взять себя в руки. Через несколько недель свадьба Джоанны, а там и Рождество. – Калли улыбнулась и посмотрела на подругу уже веселее. – Ты во всем права, Ро, пора начинать жить по-новому. Грейс сейчас рядом с Богом, и в этом нет ни моей вины, ни Гидеона. С завтрашнего дня я опять начну писать, это занятие всегда помогало мне собраться с мыслями и стать самой собой. Пора прекратить заниматься самобичеванием, верно?
– Полностью согласна, – кивнула Ровена и добавила: – Будет что почитать. – Словно не знала, что в доме собрана богатая библиотека.
Калли оценила шутку и наконец весело рассмеялась.
Было уже темно, когда Ровена все же призналась себе, что вечерняя прогулка по парку в одиночестве вызвана вовсе не желанием подышать свежим воздухом. Она не переставала думать о Джеймсе Уинтерли. Вдруг ему станет плохо, и он упадет с лошади, чем усугубит травму, полученную из-за непослушного ребенка Финчей? Тогда он не сможет потребовать, чтобы она вышла за него замуж и стала одним из спасенных им иждивенцев. Она испытывала к нему противоречивые чувства; тогда в лесу была готова закрыть собой от пули, а сейчас с удовольствием наградила бы оплеухой за все волнения, перенесенные за эти дни.
Скорее всего, вернувшись к себе, Джеймс не сомкнул ночью глаз, потому так поспешно уехал. Кто знает, какие неприятности могли у него возникнуть? Ровене стало казаться, что Уинтерли уже никогда не вернется. Господи, но почему она так этим озабочена?
– Зачем ты так спешно уехал? – невольно выкрикнула Ровена в темноту. – Хотел оказаться подальше от меня на случай, если я передумаю и скажу «да»?
Ровена рассеянно бродила по дорожкам зеленого лабиринта из плотно высаженных туй, даже натолкнулась на каменный вазон с цветами, не заметив его в сгущающейся темноте. Она покраснела, будто надеялась увидеть мужчину, а вместо этого смотрела на холодный камень. Тихо ругая себя за невнимательность, она поспешила свернуть на аллею более широкую, к тому же ведущую к дому.
– Надо быть осторожнее, Ровена, – раздался по ту сторону вечнозеленой живой изгороди хриплый мужской голос, от которого по телу побежали мурашки.
Потеряв от неожиданности равновесие, она взмахнула руками, но, к счастью, устояла.
