Петер. Шкаф молчит.
Жак. Молчит!
Ян. Значит, он согласен.
Ян берет три толстые книги.
Ян (бросает в огонь камина). “Волшебная гора”, “Улисс”, “Человек без свойств”.
Петер. Прекрасный выбор! Гори!
Жак. Гори!
Ян. Гори!
Пламя в камине разгорается. Мужчины поправляют огонь в камине, суетятся вокруг и дурачатся.
Наташа (глядя в окно). Горшочек, не вари.
Сильвия. Горшочек, не вари.
Пауза.
Сильвия. Наташа, мне приснился странный сон.
Наташа. Нам всем снятся странные сны. Чем толще снег, тем сны страннее.
Сильвия. Я вижу огромный концертный зал, я понимаю, что это Берлин сороковых, зал огромный, просто дух захватывает, гиганский купол, зал полон народу, тысячи людей сидят неподвижно и ждут, а я выхожу на сцену с альтом, иду, вижу оркестр в яме, дирижера, это наш Андреас, но очень постаревший, совсем глубокий старик, я иду на сцену одна, выхожу на середину, но как-то совершенно не волнуюсь, я спокойна и уверена и вся внутри просто пою от радости, от счастья, что сейчас буду играть концерт любимого Бартока, у меня в руках сила, все тело сжато как пружина, и альт великолепный, итальянский, я выхожу, и вдруг шепот в зале: на концерт пришел фюрер. Все встают. И я вижу Гитлера. Он совершенно не похож на Гитлера, он красивый, благородный, высокого роста, с тонкими чертами лица. И я знаю, что он только что выиграл великую войну. И я вдруг начинаю жутко волноваться от обожания, от любви к нему и от благодарности за все, что он сделал для немцев. И руки начинают трястись, Андреас взмахивает палочкой, звучит вступление, я беру первый аккорд, и вдруг альт жалко скрипит и скрежещет. И в нем что-то шевелится. И я с ужасом вижу, что в альте у меня какое-то огромное насекомое, шершень какой-то огромный, желтый, он там поселился, он занял все пространство внутри, он растет, шевелится и жужжит. Мощно жужжит! Так жужжит, что альт трясется. И я понимаю, что сейчас альт лопнет, шершень вылетит и укусит фюрера. Это тонко спланированная диверсия англичан. И мне так страшно и горько, что меня использовали какие-то скрытые женщины-диверсанты, сидящие в зале в своих вечерних платьях.
Наташа. Твои родители ненавидят Гитлера?
Сильвия. Конечно! Как и положено шестидесятникам. Мои родители! (Смеется.) Отец был в берлинской коммуне в 60-е, зачитывался Бакуниным, дрался с полицией. Теперь он мэр их милого городка. А мама заведует городской библиотекой. Когда они выпивают, у них происходит один и тот же разговор – мама спрашивает отца: “Карл, и это все?”, а папа отвечает: “Рената, но мы же боролись!” (Смеется.)
Наташа. Значит, во сне ты бунтуешь против родителей. Ты винишь их за что-то… (Вздыхает.) Да…
Алекс бы сейчас все тебе объяснил.
Сильвия. Мне так его не хватает.
Наташа. Мне еще больше… Он бы разложил твой сон по полочкам. Сказал бы, что значит этот огромный шершень. И за что ты винишь родителей.
Сильвия. Наверно, я виню их за снег. Что он свалился на нас так внезапно. И за то, что я сейчас не знаю, что с ними. Живы ли они? Представляю их городок, занесенный снегом…
Наташа. Они в городе. Живы, безусловно. В городах войска, спасатели. Это мы, одиночки, никому не нужны.
Сильвия. Дай Бог, что родители живы. Давай выпьем.
Наташа. Не напивайся. У нас еще концерт.
Сильвия. Пьяной я играю не хуже.
Петер, Ян и Жак поднимаются в мансарду.
Жак (поет). Пламя гудит в камине!
Ян, Жак. Пламя гудит в камине!
Наташа, Сильвия (поют). Это прекрасно!
Жак (поет). А я внизу проголодался и хочу добавки!
Петер. Вина! Вина!
Ян. Наташа, я сжег “Волшебную гору”. Надо выпить за это!
Наташа. Подождите пить и жрать. Давайте сделаем паузу. Концерт! А потом опять вернемся за стол.
Жак. Наташа! Я стррррашно проголодался, пока крушил твою мебель! Жрать!
Сильвия. Наташа права. Давайте что-нибудь сыграем, пока мы трезвые.
Ян (обнимает Сильвию). Пока ты, сокровище мое, не напилась.
Петер. Я согласен.
Жак. Это свинство!
Наташа. Заткнись! (Хлопает в ладоши.) Концерт! Жребий!
Ян берет вазу, каждый из присутствующих достает из кармана кусочек бумаги со своими инициалами, кидает в вазу. Наташа, закрыв глаза, вытягивает жребий из вазы.
Наташа (читает бумажку). Петер!
Петер. Третий раз подряд! Наташа! Ты мухлюешь!
Ян (с хохотом). Петер, ты делаешь оперную карьеру!
Жак. Петер, музы любят тебя!
Наташа. Петер, просим на сцену!
Сильвия. Музыканты, займите места в оркестре! Сильвия берет альт, Жак – губную гармошку, Ян – гитару, Наташа – чемодан и мужской ботинок.
Петер (вставая на журнальный столик). Черт возьми, ну это нечестно, дамы и господа… почему опять я?!
Наташа. Жребий!
Ян, Жак, Сильвия. Жребий!
Петер (смеется). Но я уж не знаю, про что мне петь… про ископаемых насекомых я спел вам раза четыре, про Бобби Фишера тоже пел, про Бали тоже пел. Про Лолу?
Жак. Пел, пел!
Петер. О чем же мне петь?!
Наташа. Петер, у тебя полминуты на раздумье. Иначе – завтра ты без ужина.
Сильвия (дает ноту ля). Оркестр!
Ян, Жак, Наташа. Ready!
(Настраивают свои инструменты.)
Петер задумывается. Сильвия делает знак паузы музыкантам.
Петер делает руками знаки, задающие музыкантам размер. Музыканты начинают играть.
Петер (поет). Наша Вселенная огромна. Бесконечна ли она? Это вопрос. Но то, что она огромна, – очевидно даже для дебилов. Любая пенсионерка, подрабатывающая по субботам в общественных туалетах, скажет вам, что наша Вселенная огромна. А школьник, зашедший пописать в этот туалет, повторит эту максиму. Вселенная огромна, черт возьми! В ней плавают разные галактики. Плавают! Их миллионы. Миллиарды! Галактики состоят из звезд и планет. Мы можем видеть их. И не только в телескоп. Млечный Путь способен заметить каждый дурак. А это всего лишь одна галактика! А их миллионы! Трудно, чрезвычайно трудно представить это! Но трудней представить еще нечто. Дамы и господа! Обозримые галактики, звезды и планеты нашей Вселенной – это лишь десятая часть ее. Девять десятых нашей Вселенной занимает темная материя. Которую мы не видим. Она незрима! Ибо не испускает электромагнитных волн. Но она всегда рядом с нами. Ее много, она заполняет большую часть Вселенной. Из нее состоят темные галактики. Вдумайтесь: темные галактики! Представьте: темный Млечный Путь! Путь из темного молока! И таких темномолочных путей – миллионы! Темная материя везде! Между звездами и планетами. Она и за этим окном. Темная материя! Она между вот этими падающими снежинками. Она везде! И мы ничего не знаем о ней. Что она такое? А черт ее знает! Мы не знаем, что такое темная материя. И вероятно – ничего не узнаем. Никогда! Но мы знаем, что она рядом с нами. Совсем рядом! И мы плывем, плывем, плывем, плывем, плывем и плывем в пути из темного молока!
