— Да, — Ричард был непреклонен.
Стефани с обиженным видом выпила полчашки.
— А теперь давай выкладывай, — сказал он.
— Нет. Это тайна, — ответила Стефани.
— Ну и черт с ним. Я умею хранить секреты. Разве я смогу тебе помочь, если не буду знать, что произошло?
— А ты не сможешь, и никто не сможет. С-секрет, — заявила она.
— Иногда помогает просто поговорить, — посоветовал Ричард.
Стефани долго смотрела на него, потом глаза у нее заблестели, и в них снова появились слезы.
— О Господи! — сказал Ричард. Поколебавшись, он подошел к ней, уселся рядом на диван и взял за руку. — Послушай, Стефи, милая, иной раз кажется, будто весь мир ополчился против тебя… когда ты один. Все это так на тебя не похоже, Стефи.
Она вцепилась в его руку, по щекам потекли слезы.
— Я б-боюсь, Ричард. Я не хочу этого. Не хочу.
— Чего ты не хочешь? — ничего не понимая и беспомощно глядя на Стефани, спросил Ричард.
Она покачала головой.
Неожиданно он весь напрягся, задумчиво посмотрел на нее, а потом сказал:
— О! — И после короткого молчания добавил: — Ты только сегодня узнала?
— Сегодня утром, — объяснила Стефани. — Но я, на самом деле… ну, сначала мне это показалось таким восхитительным.
— О! — снова выдохнул Ричард.
Повисло молчание, которое продолжалось почти целую минуту. Затем он неожиданно повернулся к Стефани и обнял ее за плечи.
— Господи, Стефи… милая… почему ты не подождала меня?
Стефани печально и удивленно посмотрела на него.
— Кто? — сердито спросил он. — Ты только скажи мне, кто это, и я… я… Кто это сделал?
— Как кто? Папа, конечно! — ответила Стефани. — Он хотел как лучше, — прибавила она, стараясь быть справедливой.
У Ричарда отвисла челюсть и сами собой опустились руки. В течение нескольких секунд он выглядел так, словно его треснули по голове каким-то очень тяжелым предметом. Ему явно нужно было время, чтобы прийти в себя. Наконец он мрачно заявил:
— Похоже, мы говорим о разных вещах. Давай-ка выясним: чего это ты так страстно не хочешь иметь?
— Ричард, почему ты такой злой? — жалобно проговорила Стефани.
— Я злой? Проклятье, я тоже только что пережил потрясение. А теперь я бы хотел, черт побери, знать, о чем мы с тобой говорим? И больше ничего.
Стефани растерянно посмотрела на него:
— Как о чем, обо мне, конечно. Обо мне и о том, что я буду продолжать, и продолжать, и продолжать. Ты только подумай об этом, Ричард. Все постареют, устанут от жизни, умрут, а я буду продолжать одна, продолжать и продолжать. Теперь мне это уже не кажется восхитительным, Ричард, я боюсь. Я хочу умереть, как все остальные. Не продолжать и продолжать — а просто любить и жить, а потом стать старой и умереть. Больше мне ничего не надо. — Она умолкла, и слезы снова потекли по щекам.
Ричард внимательно ее разглядывал.
— Началась стадия мрачных рассуждений, — констатировал он.
— Это и правда ужасно мрачно — продолжаешь, и продолжаешь, и продолжаешь. Кошмар, — уверенно заявила она.
Ричард же твердо сказал:
— Знаешь что, Стефи, хватит этой чепухи — «продолжаешь и продолжаешь». Кончай, пора отправляться в постельку. Попытайся утешиться размышлениями о грустной стороне данного вопроса: «Утром все зеленое и растет — а вечером его срубают и высушивают». Лично я предпочитаю, чтобы оно продолжалось и продолжалось, а высушивание можно было бы отложить.
— Но двести лет — это слишком много, чтобы продолжать, и продолжать, и продолжать — так я думаю. Это такой длинный, длинный путь, чтобы идти по нему в полном одиночестве. Двести лет… — Она вдруг замолчала, глядя на Ричарда широко раскрытыми глазами. — Ой-ой-ой! Нельзя говорить. Забудь, Ричард. С-секрет. Ужасно важный.
— Да ладно, Стефи, милая. Со мной твой секрет в безопасности. А теперь давай отправляйся спать.
— Не могу. Помоги мне, Ричард.
Он поднял ее на руки, отнес в спальню и положил на кровать. Стефани крепко обняла его за шею.
— Останься, — попросила Стефани. — Останься со мной. Пожалуйста, Ричард.
Он с трудом расцепил ее руки.
— Ты перебрала, милая. Постарайся расслабиться и заснуть. Утром все будет в порядке.
На глазах Стефани снова появились слезы.
— Мне так одиноко, Ричард. Я боюсь. Совсем одна. Ты умрешь, все умрут — кроме меня, а я буду продолжать, и продолжать, и продолжать…
Ричарду удалось высвободиться, и он решительно опустил руки Стефани на кровать. Девушка отвернулась и заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Он постоял несколько минут около ее постели, затем наклонился и нежно поцеловал в ухо. Оставив дверь в спальню слегка приоткрытой, Ричард вернулся в гостиную и закурил. Не успел он докурить свою сигарету, как рыдания начали стихать, а потом и вовсе прекратились. Когда Ричард погасил свет Стефани уже тихонько посапывала.
Ричард осторожно прикрыл дверь, взял шляпу и пальто и вышел из квартиры.
Рассказать Джейн оказалось совсем не так просто, как предполагал Пол. Начать с того, что он забыл о приглашении на коктейль, на который Джейн очень хотелось. пойти. Его опоздание было встречено холодным недовольством; когда же Пол предложил вообще не ходить на вечеринку, последовал ледяной отказ. Весь вечер они ели что-то при помощи маленьких вилочек — а-ля фуршет, — и настроение совсем испортилось. Так что дома им пришлось устроить поздний ужин — что тоже не способствовало созданию подходящего настроя для столь важного заявления. Поэтому Пол решил подождать до того момента, когда они окажутся в постели. Но, забравшись под одеяло, Джейн решительно повернулась к нему спиной, явно намереваясь спать.
Пол выключил свет. Сначала он хотел было рассказать обо всем в темноте, но потом, наученный горьким опытом, отказался от этой мысли. Пока он колебался, дыхание Джейн стало ровным, и вопрос решился сам собой. Откровения придется отложить до завтра.
Характер Джейн сложился под влиянием обстоятельств, которые практически не коснулись Саксоверов; самыми важными из них были финансовые проблемы, в то время, как в семье Саксоверов деньги всегда являлись побочным продуктом и имели свойство увеличиваться почти что самостоятельно. Джейн же, сколько себя помнила, постоянно слышала разговоры о том, что денег становится все меньше и меньше.
Ее отец, полковник Партон, всю жизнь прослуживший в регулярной армии, вышел в отставку и поселился в своем поместье в Камберленде; обстоятельства складывались так, — что ему постоянно приходилось распродавать его по частям, так что в результате остался лишь маленький клочок земли. Единственный сын полковника от первого брака, Генри, был весьма симпатичным парнем, имевшим успех у женщин. Однако он не использовал свой шанс — скандал с дочерью ректора положил конец надеждам полковника на удачную женитьбу сына. Угроза окончательно потерять поместье становилась все реальнее.
