Однако наши контрагенты исходили из того, что если Россия изменила риторику, то это не означает, что у нее появились серьезные возможности для проведения самостоятельной внешней политики. Поэтому они отнеслись к попыткам Примакова вести с Западом равноправный диалог с раздражением и подозрением.
В 1998 году в газете «Уолл-стрит джорнэл» вышла статья «Fire Primakov» — «Уволь Примакова!». Это было прямое обращение, даже призыв к Ельцину. Газета выразила отношение к Примакову большой части политической элиты США. Тогда я ответил на это своей колонкой в «Независимой газете», где объяснил, откуда такая реакция. А суть была в том, что любая внешнеполитическая доктрина, исходящая из того, что у России есть свои собственные интересы на мировой арене, не обязательно совпадающие с американскими, есть свои позиции по Ирану, Югославии и т. д., принималась в штыки в США. России с собственными интересами, по их мнению, существовать было не должно.
Примаков олицетворял переходный период во внешней политике от политики Козырева к политике Путина. У Примакова было две основные позиции. Первая. Россия должна интегрироваться в мировую экономику, поскольку у нас нет альтернативы: если мы пошли по пути рыночной экономики, значит, должны стать частью мировой. Будучи министром иностранных дел, а потом премьером, он несколько раз приезжал на Всемирный экономический форум в Давос. Он исходил из того, что Россию надо встраивать в мировую экономическую систему координат.
При этом он с неизбежностью столкнулся с представителями антинационального олигархического капитализма, прежде всего с Березовским. Березовский действовал в собственной системе координат. Она никак не соотносилась с интересами государства — только с его собственными. Он так действовал в Чечне, на Украине, на международных площадках. Договаривался о чем-то с американцами, переговаривался с англичанами. Полагаю, Примаков все это хорошо знал — и как глава МИД, и как бывший директор Службы внешней разведки. Отсюда его острейший конфликт с Березовским.
Второй важнейший элемент внешней политики Примакова — это очерчивание особых национальных интересов России в рамках отношений стратегического партнерства с Западом. Примакова Ельцин ориентировал на то, что надо договариваться, но пытаться делать это на наших условиях.
Но когда договариваться на наших условиях невозможно, то надо идти на обострение. Примаков был к этому готов, Ельцин — нет. Примаков вел упорные переговоры, пытаясь очертить зону наших интересов, с Хавьером Соланой, тогдашним генсеком НАТО, по поводу параметров расширения НАТО на Восточную Европу. Ему удалось немалого добиться. Результатом стал Основополагающий акт Россия — НАТО, подписанный в мае 1997 года. В этом документе были перечислены основные ограничения, которые накладывались на НАТО в процессе его расширения за счет приема в его ряды стран Восточной Европы. Это был отказ от размещения ядерного оружия в новых странах — членах НАТО, отказ от размещения там военных баз альянса, а также крупных воинских контингентов. При этом Основополагающий акт не был юридически обязывающим документом, а скорее, заявлением о намерениях.
Кстати, эти пункты уже нарушаются Западом, хотя в НАТО отнекиваются: мол, контингенты размещаются не на постоянной, а на ротационной основе. Но это лишь попытка сохранить букву акта, нарушая его дух. По сути, и буква не выполняется, ведь если в Прибалтике постоянно присутствуют 4 тысячи человек солдат НАТО, то какая разница, на ротационной основе они находятся или на постоянной? Не так важно, там находится солдат Браун или солдат Смит, — важно, что там все время присутствует американский солдат.
Тогда же, в мае 1997 года, когда был подписан Основополагающий акт, было достигнуто и соглашение о координации внешнеполитической деятельности России и стран НАТО: в случае, когда возникают угрозы европейской безопасности, НАТО ведет с Москвой консультации и стороны по возможности координируют свои действия.
Полагаю, Примаков мог бы добиться и большего, если бы имел свободу рук. Ему помешали две вещи. Во-первых, кампания по его подсиживанию и дискредитации, которая проводилась сторонниками догмата о необходимости договариваться с Западом любой ценой, на любых условиях. Такие люди были и в администрации президента, и в правительстве, и в руководстве СМИ. Первый канал, которым тогда руководил Березовский, получал прямые указания: создавать впечатление, что Примаков затягивает переговоры, что это плохо для России, надо быстрее подписывать соглашение. Это было откровенное политическое давление на Примакова через СМИ. А Березовский хотел его таким образом ослабить, а заодно и транслировал настроения части нашей элиты, которая готова была расплатиться национальными интересами за комфортное существование в пресловутой западной системе координат.
Вторым фактором, усложнявшим переговоры, был сам Ельцин — с его желанием выглядеть «на коне» даже тогда, когда на коне он явно не был. В начале весны 1997 года у него намечалась встреча с Биллом Клинтоном в Хельсинки. И Ельцин хотел, чтобы к этой встрече был уже выработан текст Основополагающего акта. И хотя Примаков докладывал, что ему нужно еще время, что он может попытаться добиться лучших условий для России, Ельцин настаивал, чтобы текст был готов к сроку.
Ельцин все время пытался, несмотря на исключительную слабость, особенно по сравнению с США, того государства, которое он возглавлял, сделать вид, что он на равных общается с Вашингтоном. Конечно, это не соответствовало действительности. Но такая ложная установка не раз толкала его к неоправданным действиям.
Билл Клинтон и другие руководители стран НАТО, в то время Гельмут Коль в Германии, Жак Ширак во Франции, не ставили своей целью рассориться с Россией из-за расширения НАТО. У Клинтона задача была иная: провести расширение НАТО, но так, чтобы с этим согласилась Россия. Большой доблести в том, чтобы рассориться с Москвой, не было — и это прекрасно понимали на Западе. Западу важно было сохранить Россию под колпаком своего влияния, сохранить отношения с ее президентом, которого можно было бы задействовать в нужных ситуациях. Или, по крайней мере, иметь возможность уговорить его, например, не вступать в югославский конфликт на стороне Милошевича, не поставлять ему оружие. Западу нужно было сохранить Россию как объект влияния и при этом провести расширение НАТО.
Клинтон и следовал такой двойственной стратегии. Нельзя исключить, что, если бы он получил информацию, что для того, чтобы договориться с русскими, нужно сделать еще пару уступок, даже если переговоры продлятся еще какое-то время, он, возможно, на это бы пошел.
Во всяком случае, Примаков просил Ельцина дать ему возможность задержать переговоры, потому что чувствовал, что Запад готов был пойти на дополнительные уступки. Но Ельцин скидывал эту карту, которой располагала наша дипломатия, ради того сиюминутного впечатления, которое он хотел произвести на внешний мир. Впечатления, что они с Биллом решают судьбы человечества. «Мы с Биллом договорились!» Многое подгонялось под эту отвратительную по самонадеянности и позерству фразу: «Мы с Биллом договорились». На деле «Они с Биллом» не договаривались, а Борис принимал условия Билла. С некоторыми, возможно, легкими поправками, но не более того.
