– Портреты Сталина? – хмыкнул Алексей. – Сомневаюсь. Сталина сейчас ненавидят. А вот мой отец тоже лично встречался со Сталиным. Как и ваш. Мой папа был министром, в области радиотехники. Перегудов Сергей Васильевич, генерал-лейтенант-инженер. Тогда было очень много министерств.
– А вы?
– А я просто ученый. Но по его стопам в смысле предмета.
– Это хорошо. Вот и я тоже отчасти наследую интерес к искусству… Скажите, а вашему отцу Сталин понравился?
– Отец был просто как пьяный от восторга, мама рассказывала. Там был очень длинный разговор. Необычайный разговор. Чуть ли не четыре часа. Ночью, на даче.
Вася потер переносицу, засмеялся:
– А моему отцу – не особенно. Но, конечно, он так не сказал! Он сказал: видно, что товарищ Сталин сосредоточен на решении громадных задач, и все такое. Парадоксально, однако, – продолжал Вася, – но тиранический Сталин в чем-то был честнее нынешних. Откровеннее. Искреннее! Когда ему надо было избавиться от врага, он устраивал открытый процесс. Какого-нибудь там право-левого блока. Трудящиеся маршировали и требовали расстрелять изменников, как бешеных собак. Вышинский произносил речь. Судья Ульрих сверкал лысиной. Врагов народа публично приговаривали к расстрелу. А при добром товарище Брежневе стало иначе. Никаких тебе врагов народа и окопавшихся троцкистов, никаких показательных процессов в Колонном зале. Просто внезапный инфаркт. Или инсульт. Редко-редко автомобильная катастрофа.
– Да, да, – усмехнулся Алексей. – Есть такая шутка: «ЦК КПСС с глубоким прискорбием извещает, что после тяжелой продолжительной болезни в автомобильной катастрофе скончался…»
– Да, – продолжил Вася. – Или утонул, купаясь в озере, прямо, можно сказать, на пляже санатория для ответственных работников. Зато и масштабы не те… И это само по себе прогресс! Вот взять КГБ при товарище Сталине, то есть НКВД. Девять комиссаров госбезопасности первого ранга было – девять генералов армии. Все девять расстреляны. Девятнадцать комиссаров второго ранга – генерал-полковников. Только один умер своей смертью в своей должности. Двое изгнаны со службы, лишены пенсии, понижены в звании. Один сам застрелился. Остальных расстреляли. А великому разведчику товарищу Слуцкому, генерал-полковнику, просто заломили руки и сделали смертельный укол. Сейчас ничего подобного нет. Это большой прогресс, и не надо смеяться. Что ж, спасибо, что дали одним глазком взглянуть на квартиру. Значит, вы – Перегудов, простите…
– Алексей Сергеевич.
– Алексей Сергеевич. Сын министра, сам будущий министр?
– Министр вряд ли, – сказал Алексей. – Но академик уж точно!
– Удачи! – сказал Вася и протянул ему визитку. – Вдруг будете в наших краях…
– Рекс Олби? – изумился Алексей, вчитываясь в карточку. – Вот это да!
– Ну что вы, все очень просто, – объяснил Вася. – Своего рода псевдоним с зацепкой за мое реальное имя. Василий Алабин. Василий – по-гречески «царский». Рекс – по-латыни «царь». Олби просто по созвучию с «Алабин».
– Знакомое имя, однако.
– Да не может быть!
– Отчего же! – улыбнулся Алексей, красуясь отличной памятью и словно видя перед собой ту самую бумажку, которую он выбросил, а люди Хлудова подобрали. – Как же, как же! Некие господа Рекс Олби и Джозеф Мэтьюз на авиасалоне в Фарнборо тайно встречались с неким Леонидом Бажановым, советским авиаконструктором. В июле восемьдесят четвертого, всего пять лет назад.
– Но зачем? – вдруг застонал Вася. – Зачем вы мне это сказали?..
Повернулся и быстро пошел вниз по лестнице.
22.
Через два дня Алексей Перегудов возвращался с работы на своей служебной – не просто на служебной, а на персональной – «Волге». До дома было совсем недалеко, уже выехали с Нахимовского на Ломоносовский, до поворота на Ленинский оставалось буквально метров сто, как вдруг мотор застучал и заглох. Водитель сумел подогнать машину к бровке тротуара. Несколько раз включал стартер – никакого толка. Стартер коротко взвывал, мотор впустую тарахтел, а потом умолкал снова. Шофер сказал: «Извините, минуточку», вышел наружу, открыл капот, что-то там сделал, отчего машину еще два раза тряхануло, но она так и не завелась. Шофер вернулся на место и расчехлил радиотелефон «Алтай», который был приделан справа от его сиденья.
– Сейчас резервную вызову, – сказал он. – Извините, Алексей Сергеевич.
– Да зачем? – сказал Алексей. – Тут мне на троллейбусе десять минут!
– Нельзя на троллейбусе, – ответил шофер, нажимая кнопки телефона.
– Тогда такси поймаю! – Алексею были смешны эти охранно-секретные штучки. – Ну или левака!
– Нельзя на такси, – сказал шофер. – А тем более на леваке! Разве можно? Да! – сказал он в трубку радиотелефона. – Ефимов. Машина тридцать-три пятнадцать. Ломоносовский, дом шесть. Прямо напротив стою. Не знаю. Вырубилось, и никак. Ждем. Ждем, Алексей Сергеевич.
Резервная машина приехала очень скоро. Почему-то это была «Чайка» предыдущей модели, вся в никелированных накладках. На переднем сиденье рядом с шофером кто-то сидел. Этот человек выскочил из машины и распахнул перед Алексеем дверь. Там было откинутое маленькое сиденье. Алексей, чтобы не пробираться вглубь салона, присел на него. Дверь захлопнулась. Машина набрала скорость – Алексей прямо телом почувствовал, насколько «Чайка» мощнее «Волги» – но, почти доехав до поворота направо, на Ленинский, вдруг резко взяла левее, обогнула газон, развернулась через трамвайные пути и поехала назад.
– Что такое? – Алексей обратился к водителю и к этому типу, охраннику, наверное, и увидел, что водительский отсек отделен стеклянной перегородкой.
«Лимузин!» – успел подумать Алексей и тут же почувствовал сладковатый опасный запах.
Он резко обернулся, так что сиденье под ним хрустнуло, и увидел, что на широком заднем диване сидят трое мужчин. Сидят неподвижно, запрокинув чуть качающиеся головы. В середине был Ярослав Диомидович Смоляк в генеральском мундире со всеми орденами. Справа сидел отец, министр Перегудов, в штатском. А слева – авиаконструктор Леонид Васильевич Бажанов, тоже в штатском, но с орденскими планками и лауреатскими медалями. Все трое были мертвы. Сквозь дурман снотворного газа отчетливо пахло похоронами. Тлеющей плотью и жухлыми цветами.
Однако министр Перегудов вдруг спросил:
– Чем заговорщики убили мастера?
– Молотом, уровнем и угольником, – ответил конструктор Бажанов.
– Который тогда был час? – спросил Перегудов.
– Полночь! – отвечал Бажанов. – В это время все работники отдыхали.
– Когда заметили исчезновение мастера? – спросил Перегудов.
– Утром следующего дня, – сказал Бажанов.
– Когда обнаружили его тело? – спросил Перегудов.
– Спустя пятнадцать дней, – сказал Бажанов.
– Кто, кто, кто обнаружил его? – хором спросили они у Алексея.
