– Не знаю, – сказал он.
– Что повелел царь? – не отставали они.
– Не знаю!
– Знай же: тело обнаружили братья-подмастерья, а царь повелел извлечь тело мастера из временной могилы и похоронить со всеми почестями! Понял?
– Понял.
– А теперь скажи заветное слово! Скажи: «Моабон Махбенах! Мастер убит!» – и оба они, Бажанов и Перегудов, взяли Ярослава за обе руки, поднимали их и роняли ему на колени, показывая, что он действительно мертв.
– Слово! – кричали они. – Повтори заветное слово! Моабон Махбенах!
Алексей из последних сил, уже погружаясь во мрак и бесчувствие, попытался выговорить эти слова, но вдруг ощутил страшный удар и как будто издали услышал металлический скрежет и крики. Огромный грузовой МАЗ врезался в «Чайку». Водитель грузовика был пьян. Шофер и охранник погибли на месте. Но Алексей этого не узнал. От удара дверь распахнулась, и он вылетел наружу – прямо в ноги милицейскому патрулю.
Какая удача!
– Почему? – спросил Игнат.
– Что почему? – ухмыльнулась Юля. – Почему его отравили? Или почему удача?
– Неважно, – обиженно сказал Игнат.
– Какой ты нелюбопытный, ай-ай-ай. Ладно. Почему отравили – понятно. Потому что он, как дурак последний, в разговоре с Васей засветился как свидетель по делу Бажанова. Дурак или, скорее, самоубийца. Почему самоубийца? Наверное, предчувствовал конец всему. Восемьдесят девятый год. Конец близок. Конец его работе, конец сверхбогатых КБ, секретных заводов, объектов, полигонов, академического процветания. Конец страны. Той страны, ради которой он жил и работал. Это все смешно, конечно. Я – жесткая антисоветчица, я рада тому, что эта жуткая громадина рухнула, но я же еще, – и тут она засмеялась, – но я же еще и писатель! Пускай пока с твоей помощью. Значит, я должна уметь сочувствовать даже такому не очень хорошему человеку, даже такому, может быть, совсем плохому человеку, как Алеша Перегудов. Разве нет?
– Да, да, – кивал Игнат.
– Ну вот. А удача потому, что милиция тут же его отправила в Склифосовского. А оттуда уже повезли в Кунцево, в Четвертую управу. Если бы не менты, он бы умер на тротуаре в течение получаса.
– А так?
– А так прожил еще какое-то время. Но уже не работал. Этот газ, которым ему дали чуточку подышать, этот газ разрушает структуры долговременной памяти. Когда Оля говорила с врачом, он ей прямо сказал: «Жить будет, и общаться будет, и телевизор смотреть будет, и даже в магазин ходить будет, покупки делать и сдачу приносить, но это все». Правда, врачи это списали на травму. Было маленькое моральное утешение: Алексей Перегудов становился похож на академика Ландау, который тоже после травмы не смог работать и последние годы прожил тоскливо и пусто. Эта мысль очень нравилась Римме Александровне. Эта мысль помогла ей достойно перенести несчастье.
Ведь Алексей и на самом деле был если и не так чтобы совсем великий, как Ландау, но все равно очень талантливый. А в своей узкой области – почти гениальный. Он должен был получить Ленинскую премию за свои паразитарные антенны. Так говорила Генриетта Михайловна. Обещали дать в девяносто втором году. Но в девяносто первом – сам помнишь, что случилось. Уже не до премий было.
Хотя это только одна версия.
По другой версии, труп Алексея нашли в автомобиле «Москвич» старой модели, который стоял на обочине проселочной дороги где-то за Волоколамском. По третьей версии, его уволил лично Олег Беляков, последний зав Оборонным отделом ЦК КПСС, по представлению начальника советской разведки генерала Шебаршина, но он жил еще довольно долго, чуть ли не до пятнадцатого года. По четвертой версии, он уволился сам в звании генерал-майора, но потом довольно быстро спился и умер. Остальные версии и вовсе сущий бред. Типа того, что он был выкраден англичанами, там его не допустили до секретной работы, но платили большую пенсию, и он стал видным масоном. Но все это совершенная чепуха. Я точно знаю, что в девяносто четвертом он еще был жив, а в девяносто седьмом году его уже не было на свете, а Оля осталась вдовой. Это неважно прежде всего потому, что три четверти оборонки рухнуло, и Лаборатория Восемь в том числе. Ты знаешь, что теперь на месте Межведомственного управления специальных разработок?
– Что? – спросил Игнат.
– А то ты сам не догадался! Бизнес-центр с элитными апартаментами и подземным паркингом. Хочешь, съездим поглядим? Там хорошие рестораны.
– Не хочу, – сказал он.
Эпилог. Юля
Игнат проговорился, что взял эту квартиру – в которой они с Юлей работали – в ипотеку. У него были какие-то деньги плюс уже полгода такая бешеная зарплата. Поэтому он взял заем у «Сбербанка». А квартира ему нравится. Маленькая, но хорошая. И от метро «Беляево» ровно один километр, он по карте посмотрел пешеходный маршрут. Пятнадцать минут не торопясь.
– Хорошая, – сказала Юля. – Мне тоже тут нравится. Сколько ты должен?
– Четыре миллиона семьсот тысяч, – сказал Игнат. – На сегодняшний день.
– А мы уже почти закончили, – сказала она. – Тоска-печаль.
В следующий раз Юля принесла сумку. Поставила ее на пол перед диваном.
– Деньги до инкассации, – объяснила она. – Наверное, я нехорошо поступила. Взяла чужое. Но оно пока неучтенное. Логико-философская задача: если человек знает, что у него сто миллиардов или сто рублей, без разницы, то взять хотя бы рубль – это кража. У этого человека украли рубль его денег. Но если человек сам не знает, сколько в этой куче? Там на глазок миллионов полтораста или двести. Он инкассирует только вечером. Вот сколько он насчитает, столько и будет его денег. Давай и мы с тобой посчитаем. Я тебя только об одном прошу и умоляю: молчи. Слов не говори. Никаких. Ты меня очень огорчишь, если будешь говорить всякие слова и делать разные жесты руками. Или мимику с выражением глаз. Веди себя тихо и помогай считать.
Она вывалила содержимое сумки на ковер.
Там были в основном рыже-красные пятерки, но встречались и зеленоватые тысячные. Было похоже на кучу осенних листьев, когда их сгребаешь на даче. Куча была сравнительно небольшая. Насчитали три миллиона с мелочью, так сказать. Три миллиона сто двадцать три тысячи.
Другие два миллиона Юля вытащила из кармана. Две пачки пятитысячных, стянутые резинками.
– По двести граммов – объяснила она. – Миллион весит двести граммов. Смешно, правда? А кило красненьких – это пять лимонов. Вот.
– Четыреста с чем-то сдачи, – сказал Игнат.
– Оставь, сдачи не надо. – Она коротко и криво засмеялась. Наверное, ей тоже было не по себе. – Когда пойдешь платить?
– Не знаю. Завтра, наверное.
– Нет уж, – сказала Юля. – Сегодня. Поедем вместе.
– А что я скажу, если меня спросят, откуда у меня деньги? – забеспокоился Игнат.
