Нелла Бибица одета в то же кошмарное, мешок мешком, джутовое платье, что во время кастинга, когда мы видели ее впервые. Платье измято и подпоясано веревкой, от чего бюст нависает, а и без того внушительный зад кажется еще больше, мало того, платье влезло в складку между ягодицами и шуршит, когда режиссерша передвигается, — ткань-то грубая. Мне вспоминается одежда спартанок — особенно когда я вижу сандалии Неллы, — а подобравшись ближе, понимаю, о господи, да они же настоящие, этнические…
— Внимание, мотор! — орет Марко по-английски, приставив к губам мегафон.
И внезапно начинается волшебство: три сотни статистов-матросов бешено аплодируют Милене, хрупкий силуэт которой возникает на палубе военного корабля. Надменная и грациозная, она идет — как будто танцует, как будто плывет, не касаясь ногами пола. На русской артистке красное шелковое платье, но вдруг она срывает его с себя, вращает над головой и резким жестом швыряет, вернее, отпускает в полет над землей, и легкое воздушное платьице парит в воздухе, а потом тихонько опускается прямо на матросов. Их снимают со спины, мы только слышим, как по толпе, на мгновение онемевшей, пробегает волна восторженного шепота, потом кто-то свистит.
Сплошное наслаждение смотреть на эту Милену с ее балетными движениями…
— Вот оно, чудо кинематографа, — блаженно вздыхает тренер-сценарист, глядя, как его выдумка превращается в реальность.
— Снято! — кричит Нелла. — Все отлично, сейчас сделаем еще один дубль, — добавляет она сразу же и, обращаясь к оператору-постановщику, висящему над площадкой на кране, дает ему новые указания.
Марко тут же начинает орать в мегафон.
И вот уже сняты несколько планов, не забыта и обратная точка, то есть строй матросов анфас и — крупешниками впереди — играющий мускулами Вук с физиономией прирожденного кретина, сербский педераст Стоян, талисман Стефано, Джон-Мордашка со сверкающими зубами и Ален, французский солдат. Аленов солдат пьян и Ален больше похож на пьяного, чем натуральный алкаш. Каждый без запинки выпаливает свой текст, и до того все идет прекрасно, что никто и не обращает внимания на слишком длинные волосы французского солдата. Даже тогда, когда Ален, решившись вдруг на импровизацию, в порыве восторга срывает с себя пилотку и подбрасывает ее в воздух.
После этого сразу же выставляется новый план, нужно переместить камеры, а главное, если я правильно расслышала чей-то шепот, сейчас на площадку явится звезда, Джереми Айронс.
Ко мне подходит Ален, озабоченно спрашивает, ну как, и, не дожидаясь моего ответа, обрушивается на Мордашку, который ставил ему во время съемок палки в колеса. Этот уродец решил, видишь ли, вылезти вперед, чтобы видно было его одного, и Алену пришлось просто-таки с помощью локтей пробиваться на свое законное место. Вот оно во всей своей красе, сволочное актерское эго! И был такой особо нервный момент, когда он наподдал этой сволочи, черт, черт, черт, если надо еще и драться ради того, чтобы твоя физиономия была видна… стоп, дело, оказывается, еще не до конца сделано! — добавляет он, злобно глядя на Мордашку, подходящего к Нелле Бибица. А тот изображает из себя артиста, внимающего указаниям режиссера, предельно собранного, профессионала из профессионалов: мне, мол, интересна моя роль, а главное — успех общего дела.
— Нет, ты только посмотри на этого ублюдка!
Из того, что я сейчас видела на мониторе, яснее ясного: Ален заткнул Джона-Мордашку за пояс, и тот сразу, с первого съемочного дня, почуяв в нем потенциального соперника, естественно, будет всеми сверкающими своими зубами удерживать завоеванные прежде позиции. Тем более что сценарий по ходу съемок меняется, тут возможно все, возможно даже, Ален займет место Мордашки, да-да, не исключено, такое вполне вероятно… Я размышляю вслух, Ален слушает, но тут появляется мало сказать взволнованная Ангелина и шепотом просит нас идти за ней: капитан подводной лодки пригласил Джереми Айронса в свою каюту выпить по стаканчику ракии.
— Эй, что там такое? — беспокоится Ален. — Что случилось?
Похоже, ответа он не услышит, мы в едином порыве, хотя и не обменявшись ни словом, идем за Ангелиной, которую по пути только что за юбку не хватает страшно возбужденная сербская гримерша, а потом и Стоян с Вуком — они чувствуют, что тут в глубокой тайне что-то замышляется, и их не нужно упрашивать пойти с нами.
Ангелина добегает рысцой до подводной лодки, бодро одолевает трап, сворачивает в коридор направо, налево, опять направо, — интересно, думаю я, с чего бы это она так хорошо знает, куда идти? Дверь капитанской каюты распахивается, мы заходим внутрь, садимся как ни в чем не бывало за стол — как раз напротив, о господи, самого Джереми Айронса, совершенно такого же, как на экране, простого и симпатичного. Жмем руки, обмениваемся привычными словами: здрасьте-здрасьте, как дела, — и вдруг Джереми, явно заинтересовавшись, спрашивает у Ангелины про Алена — кто это; французский актер, отвечает она, и Джереми говорит, что жил на юге Франции и отлично знает язык, и я сразу же чувствую, что это начало дружбы.
Появляется матрос с очередной бутылкой ракии, пьем за Черногорию, Ангелина переводит капитану на сербский геополитические вопросы насчет его страны, которые задает мистер Айронс, капитан обрисовывает во всех подробностях войну, развалившую Югославию, говорит о том, как чудовищно выглядят сербы в средствах массовой информации, о том, что само слово «серб» ассоциируется с понятиями «убийство», «насилие», «этнические чистки» и «геноцид», говорит о сегодняшней политической ситуации — ох какой трудной — и о переходном периоде, уточняя: тут сплошная анархия. Следующий тост — за здоровье дам. Капитан, преисполненный энтузиазма, обещает Джереми Айронсу показать ему Будву с вертолета, и звездный актер рассыпается в благодарностях — он, как положено, вежлив и приветлив.
В общем, проходит час, мы — Ангелина, капитан, Джереми, Ален, Вук, Стоян и я — по-прежнему сидим за столом, серьезный разговор перемежается смехом, все так, будто мы давным-давно знакомы, а Марко тем временем ищет нас везде где только можно… Какой-то пьяный матрос, который якобы видел, как мы шли по трапу подводной лодки, подсказывает ему, где мы. Даже не разобравшись, правда ли это, полный сомнений Марко немедленно шлет Джулию за нами. Естественно, Ангелина с Джулией опять начинают ссориться, Джулия осыпает Ангелину упреками: почему не предупредила, что мы в капитанской каюте, знает же как все ждут нас на площадке. Когда мы вернемся туда, не меньше часа уйдет на то, чтобы Нелла Бибица достигла согласия с оператором-постановщиком по поводу плана, который, как говорит тренер-сценарист, не имеет отношения ни ко всей истории, ни к нашему эпизоду, но который режиссерша, вся в творческом порыве, непременно хочет вставить в фильм из соображений эстетики, а потом откуда-то выныривает журналист, ему требуется взять интервью у Джереми Айронса, и сразу — тоже невесть откуда — возникают фотографы, вспышка за вспышкой, они снимают звезду вместе с Аленом, внимание к французскому актеру становится уже просто веянием времени, тем более что в ближайшем будущем его имя должно появиться в списке пригодных для выделения кредитов, и три сотни матросов устраивают обоим овацию, а удрученный Мордашка смотрит на все это со стороны. И тут происходит нечто невероятное, но ведь происходит, на самом деле происходит! Спустя несколько минут на набережной появляется бесшумный кортеж, состоящий из черных «мерседесов», толпа ликующих статистов расступается, пропуская машины, они останавливаются, и из одной выходит… держу пари, вам не угадать! — почетный президент Черногории! Брат-оператор, должно быть, тоже где-то поблизости, а как же без него!
