– Нашел время обсуждать то, о чем и так не раз говорено и переговорено, – сухо ответил Сергей Дмитриевич Боткин. – Я готов был на все, чтобы вытащить твоего отца из этой глупости, в которую он ввязался – по своему, заметь, желанию! Его никто не заставлял сопровождать императорскую семью в ссылку! Это было ложно понятое чувство долга. Монархия перестала существовать, а значит, долг перед монархом тоже перестал существовать. И в ипатьевском подвале несчастный Евгений погиб именно из-за собственного своеволия. А упрекать меня в помощи германским военнопленным просто архиглупо. Ведь именно благодаря этому я облечен сейчас в Берлине столь многими полномочиями, имею возможность помогать нашим несчастным беженцам, а может быть… может быть, и решать будущее России.
Сержант Халльман начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Зачем эти двое русских заплатили ему такую крупную сумму? Чтобы он сделал то, за что было заплачено, или продолжал стоять на набережной, слушая бурный спор на непонятном языке?
А вдруг появится кто-то из патрульных полицейских?
Впрочем, Халльман всегда может соврать, будто эти двое спрашивали у него дорогу… А они все болтают и болтают!
– Ладно, я готов взять назад все свои слова и даже извиниться перед вами, – примирительным тоном проговорил Глеб. – Но ведь вы сами себе противоречите, дядюшка. Вы упрекали моего отца в ложно понимаемом чувстве долга перед свергнутым монархом, вы фактически отреклись от императора, однако что же вы пытаетесь проделать сейчас, вовлекая в эту интригу нас с Татьяной и рискуя насмерть перессориться со всеми оставшимися в живых Романовыми? Вы ведь собираетесь навязать России монархию на новый лад! Не то ли же самое намерен проделать Кирилл Владимирович
[28], который в феврале семнадцатого года сначала надел красный бант, потом спохватился и принялся радеть о восстановлении монархии, а теперь, по слухам, намерен объявить себя наследником русской короны, поскольку он ближайший родственник последнего императора?
– Что за бред? – брезгливо передернул плечами Сергей Дмитриевич. – Участие в заговоре против императора или поддержка заговора по закону о престолонаследии лишила его и его потомков права претендовать на российский престол!
– Позвольте спросить, чем это хуже того, что собираетесь проделать вы? – повторил Глеб.
– Дурак! – окончательно рассердился Сергей Дмитриевич. – Кирилл ищет славы и почестей только себе. Я же надеюсь с помощью этой девушки добраться до английского золота Романовых, чтобы обратить его на помощь русским, которые нищенствуют в эмиграции.
– Ну неужели повезет только нищим и ничего не прилипнет к нашим рукам? – спросил Глеб с таким очаровательным лукавством, что его родственник не смог удержаться от смеха:
– Близ огня да не согреться? Неужто такое возможно?
– И мы с Татьяной, надеюсь, не останемся в стороне? – прямо спросил Глеб.
– Россия вас не забудет, – ухмыльнулся Боткин-старший. – Только не ждите быстрого результата. Все должно пройти самым естественным путем. А это значит, что спешить нельзя ни в коем случае!
– Только не слишком тяните кота за хвост, – проворчал Глеб. – И вообще, насколько вы уверены, что эти вклады существуют? Слухов-то ходит много, но правдивы ли они?
– Князь Львов и Керенский
[29] говорили о сумме в четырнадцать миллионов золотых рублей
[30]…
– Недурно! – присвистнул Глеб.
– Майне херрен!
[31] – подал голос сержант Халльман, терпение которого наконец истощилось.
– Ах да, – расхохотался Глеб. – Мы и забыли о нашем полицисте! В самом деле, хватит болтать, пора и дело делать! – И приказал, перейдя на немецкий: – Вы, сержант, сейчас зайдите за будочку снова, а выйдите, когда мы отъедем. Ну и сделайте то, что следует. Понятно?
– Зо генау!
[32] – козырнул сержант, обрадовавшись, что бессмысленная и непонятная болтовня этих русских прекратилась, и отправился в укрытие.
Глеб открыл дверцу автомобиля и подал руку влипшей в спинку сиденья девушке.
Она неуклюже выбралась, огляделась.
– Ну, я рад, что вы образумились и не пытаетесь снова сбежать, – сказал с отеческой лаской Сергей Дмитриевич. – Задумайтесь еще раз о том, о чем мы говорили раньше: вас бессовестно использовали, вас готовили к безропотной смерти из ложно понимаемых патриотических побуждений. Вы должны взять реванш! Конечно, придется набраться терпения. Невозможно, неправдоподобно будет выскочить в политическую жизнь, как чертик из бутылки. То, что сходило вам с рук среди доверчивого русского и румынского простонародья, не пройдет среди людей, которые некогда имели честь знать некую особу лично и частенько лицезреть ее. Повторяю – впереди нелегкий путь, однако цель оправдывает средства. Делайте, как договорились, будьте осторожны. И помните главное: вы ничего не помните! Согласно сведениям Соколова
[33], в подвале некоторых добивали ударами прикладов. Это поможет нам оправдать провалы в ваших воспоминаниях. Частичная потеря памяти должна лежать в основе вашего поведения. Вскоре рядом с вами появятся мои люди, чтобы вам незаметно помогать. Если вас начнут одолевать посетители из числа родственников и знакомых этой особы, вы будете заранее предупреждены и успеете подготовиться. Со временем в Берлин приедет моя племянница Татьяна, чтобы вас постоянно опекать и облегчать вашу задачу. Да, и еще вот что важно: если вдруг вы вздумаете прекратить игру, назвать свое подлинное имя и хоть где-то упомянуть об этом нашем разговоре, вам, во-первых, никто не поверит, а во-вторых, вы пожалеете, что ваш жизненный путь не прервался там, где его пытались прервать. – Боткин помолчал, значительно глядя на девушку. – Понимаю, мои слова звучат жестоко, однако считаю, что я должен это сказать. Ведь не я начал эту игру – ее начали вы сами, когда назвались великой княжной! А тот, кто ступил на скользкую дорожку политической интриги, должен идти по ней до конца, если не хочет погибнуть. Впрочем, я знаю, что мужества и отваги вам не занимать, а поэтому еще раз желаю вам терпения. Не сомневаюсь, что рано или поздно мы добьемся успеха. Счастливого пути, дитя мое… ваше высочество!
