Аня догадалась: солдат пьян, да и рыжий тоже, судя по тому, как он покачивался на ходу. Решив, что сможет от них убежать, Аня резко рванулась в сторону, проломилась через кусты и сразу оказалась на дороге. Впереди виднелась сторожка железнодорожного охранника или стрелочника, и девушка устремилась туда, однако позади вдруг громыхнул выстрел – пуля свистнула над головой.
Аня споткнулась, но продолжала бежать, хотя сзади один за другим звучали выстрелы. Запнулась, упала, вскочила, но тут на нее налетел один из ее преследователей, сорвал с нее платок и пальтишко, повалил на спину, полез под юбку, налетели еще солдаты, и Аня, которая поняла наконец, что ее ожидает, закричала, почти лишившись рассудка от ужаса:
– Оставьте! Прочь! Я царская дочь! Я великая княжна Анастасия Николаевна!
Солдаты захохотали.
– Мели, Емеля, твоя неделя, – пробормотал лупоглазый солдат, разрывая на ней блузку, но тут кто-то набежал со стороны, крича:
– Оставьте, дураки! К стенке захотели? Что, коль это правда?
Девушка, почти лишившаяся сознания от страха, повела на него заплывшими от слез глазами – и перехватила испуганно-сочувственный взгляд. Солдат был высокий, темноволосый и черноглазый, и она поняла, что это Гайковский.
Вот сейчас он поднимет ее и уведет туда, куда должен увести, и всё, что было задумано, произойдет…
И в это самое мгновение она поняла, что своим криком, своей истерической попыткой спастись все погубила.
Теперь ей не добраться незаметно до Перми, чтобы быть там схваченной и попасть в подвал бывшего доходного дома Березина на улице Обвинской. А это значит, что под угрозой не только ее жизнь, но и жизнь узниц, заточенных в этом подвале. Это значит, что вся операция «Вторая семья», которая разрабатывалась много лет и успешно осуществлялась втайне от всех, сейчас находится на грани провала.
Девушка в отчаянии уставилась на Гайковского, и тот ответил ей растерянным взглядом. Он тоже не знал, что теперь делать!
Однако его вмешательство если не отрезвило солдат, то, неведомо, надолго или нет, отбило у них охоту к насилию. Они привели в порядок свою одежду, подняли девушку с земли и под конвоем повели ее в сторожку. Озабоченный, хмурый Гайковский шел с ними, и по лицу его девушка видела, что он совершенно не представляет, как теперь быть.
Она тоже не представляла, но, избавившись от первого страха, начала лихорадочно обдумывать сложившуюся ситуацию и искать выход из того положения, в которое попала.
Ах, если бы у нее хватило сил подождать, потерпеть, помолчать еще несколько минут! Тогда, возможно, Гайковский спас бы ее!
Внешне понурая и испуганная, однако собранная и напряженная в душе, девушка послушно вошла в сторожку и притулилась на лавке в уголке, исподтишка оглядываясь.
Это оказалась избушка телеграфиста. Аппарат стоял на столе, а немолодой связист поглядывал на Аню сочувственно.
– А пусть он выйдет пока, чего мешается, – вдруг сказал один из красноармейцев, махнув в сторону хозяина. – Спроворим, чего начали. Раз попалась, значит, наша. И здесь всяко потеплей, чем в лесу.
Аня не поверила своим ушам. Это кошмар. Это ей снится, с ней такого наяву просто не может произойти! Чтобы к великой княжне Анастасии Николаевне – к царевне! – притыкался какой-то Ванька-дурак?!
– Умолкни, Ванька, сила нечистая, – встревоженно сказал ему Гайковский. – Чего несешь?! Что она тебе, телка деревенская?! Ну как она правду говорит?
– Ну так и что, коли правда? – хмыкнул Ванька. – К тому же как это может быть правдой, коли во всех газетах написано, что царскую семью порешили в Екатеринбурге?
– А мне другие обсказали, что порешили только самого Николашку, а девок и жену его допрежь вывезли в Пермь и секретно содержат в каком-то подвале, – настойчиво проговорил Гайковский.
– Да чего попусту трекаться, мы лучше вот кого спросим, – оживился Ванька, ткнув пальцем в связиста. – Он тут при телеграфе сидит – небось всё знает. Давай, Григорьев, говори: пристрелили царских дочек и женку его али в самом деле в Пермь притаранили?
Связист ответил уклончиво:
– Мне за разглашение государственных тайн кому ни попадя знаешь что может быть? Так что лучше меня не спрашивайте, а отведите девчонку по начальству, ему небось виднее.
– И то! – засуетился Гайковский, накидывая на плечи дрожавшей девушке свою шинель и отдавая ей свой башлык. – Давайте-ка ее лучше на станцию отведем, пускай ее снова в подвал посадят. Кто их знает, начальников, может, они хотят девок да царицу отправить к их родне, а не то обменять на какую ни есть для нас выгоду?
Аня перевела дух с неким подобием облегчения. Она поняла, что Гайковский по-прежнему старается ей помочь. И если у него нет возможности вернуть ее в подвал в Перми, он поможет ей вернуться отсюда. И она все-таки там окажется, она поговорит с узницами, объяснит им все, расскажет, что делать дальше…
– Ладно, пошли, – согласился наконец Ванька. – Пускай начальники решают.
Гайковский успокоенно кивнул и направился к двери, однако Аня успела заметить, как солдаты хитро переглядываются, едва сдерживая смех.
Девушку начал бить озноб. Она дрожащими руками стиснула у горла ворот шинели.
Ее повели мимо железнодорожных путей к мосту, однако не перевели через него, а заставили идти по путям к стоящим чуть на отшибе вагонам.
– Эй, вы куда?! – крикнул сзади Гайковский, но рыжеволосый солдат наставил на него винтовку и угрожающе щелкнул взводимым курком.
– Мишка, ты чего! – возмутился Гайковский. – В кого целишься?
– И не только целю, Сань, но и пальну, – спокойно сообщил тот. – Отвяжись и иди отсюда, а не то…
– Сдурел?! – вскричал Гайковский. – Чего делать собрались?!
Вместо ответа Мишка выстрелил ему под ноги.
– Она не пойдет с вами! – отчаянно крикнул Гайковский.
Кто-то из солдат ответил угрожающе:
– Ты, Санька, нам лучше не перечь сейчас. Ну, малость блуд почешем да отпустим твою царевну. А то, хочешь, с нами пошли. Чем плохо? А будешь мешаться, или правда пулю словишь, или комиссару на тебя донесем, мы-де поймали эту девку, а ты ей хотел помочь сбежать. Сам знаешь, что тогда будет: не только тебя, но и твою семейку на сучья вздернут.
– Да пожалейте вы ее, – почти взмолился Гайковский. – Вас же там целая рота… Я знаю, вам с утра спирт давали, но не весь же ум вы пропили!
– Пошел! – крикнул Мишка, передергивая затвор. – Или с нами идешь, или пеняй на себя.
Гайковский больше не проронил ни слова.
Вот отодвинулась дверь вагона, и оттуда раздался дружный восторженный крик. Множество солдат смотрели на Аню, и ей показалось, что их там десятки, сотни, тысячи! Она отпрянула, но ее подхватили, зашвырнули в вагон, дверь задвинулась снова, и начался кошмар, который длился всю ночь…
