– Правда?
– Множество разработок было обнародовано до того, как люди полностью в них разобрались, – сказал Нил. – Три четверти фармацевтической индустрии – это просто исследование случайных соединений, но посмотри, какой оно дает эффект. Когда Соединенные Штаты бомбили Хиросиму и Нагасаки, в мире было меньше двух сотен человек, которые понимали физические и технологические нюансы атомной бомбы. В Вашингтоне этого не понимал никто. Но взрыв приняли к сведению все.
– Мы не добились почти никакого прогресса, – сказал Артур. – Что-то упустили. Какие-то элементы от нас ускользнули.
Майк поднял одну бровь:
– Что вы имеете в виду?
– У меня есть предположение, – ответил Артур, – наметки для следующей книги, что определенные идеи могут воплощаться только в соответствующие моменты истории. Мы смотрим на солнце не так, как древние египтяне. Ночное небо для нас не такое, каким оно было в античной Греции. Мы не видим океан таким, каким видели его викинги. Научные воззрения каждой эпохи принимают определенную форму в зависимости от того, как люди воспринимают окружающий мир. И как только общество достигает в своем развитии определенной точки, мыслить как прежде уже не получается.
– Я слышал нечто подобное, – сказал Майк.
– За сто с лишним лет, прошедших с тех пор, как Котурович записал свои теории, сместилась некая ключевая парадигма, – продолжил Артур. – Нечто, связанное с тем, как мы видим мир. И поэтому мы не способны до конца понять, что именно он имел в виду.
– Наверно, то, что время от времени один из вас выходил из Двери со слегка иными исследовательскими приоритетами, исследованию не помогло, – сказал Майк. – Лишь сбивало с толку и усиливало проблемы с памятью.
Артур поднял и опустил плечи.
– Однако же, – спросил Майк, – три года? Как такое возможно?
– Ферма сформулировал свою Великую теорему в 1637 году, – сказал Олаф, – и понадобилось триста пятьдесят лет, чтобы снова ее доказать. А ведь она была накорябана на полях.
[51] Мы же имеем дело почти с девятью страницами вычислений.
– И нам нечем их подкрепить, – добавил Артур. – Как я сказал, большинство работ Котуровича уничтожено. Я буду очень удивлен, если во всем мире сохранилось хотя бы тридцать экземпляров его трактата. Нет ни более ранних исследований, ни позднейших штудий или описаний экспериментов. С исторической точки зрения он почти что ничтожество. Пропал из виду в Англии, потом на короткое время всплыл в Америке, где умер в 1899 году.
– Нам просто нужно было время, – сказала Джейми. – Мы считали, что если у нас будет больше времени и мы сможем провести больше экспериментов, то в конце концов найдем алгоритм.
Майк посмотрел на нее, и муравьишки притащили новые картинки. Системные блоки. Разговоры о коде. Страницы различных отчетов.
– Джонни не просто обеспечивает кроссы, – сказал он. – Он их анализирует. Проверка кода не заняла у тебя много времени, потому что он, по большей части, вообще не связан с управлением Дверью.
Джейми и Артур кивнули.
Прошло еще несколько мгновений.
– Ну, – сказал Артур, – теперь вы всё знаете. Что дальше? Выдадите нас Магнусу?
Майк покачал головой.
– Я думаю, Дверь как таковая теперь стала большой проблемой. – Он посмотрел на каждого из присутствующих. – Никто больше не должен сквозь нее проходить, и нам необходимо придумать, как закрыть ее.
– Непросто, – заметил Олаф, – для начала, мы не знаем, как она работает.
Тридцать шесть
– Ладно, – сказала Джейми. – Может, я и пожалею об этом, но можно я спрошу тебя о ней?
Майк отвел взгляд от своего терминала:
– О ней?
– Обо мне. Другой.
Они снова наблюдали за Дверью. Олаф находился на Точке Б. С ними была Саша, в девятый раз проверявшая кабели и изоляцию – не осталось ли что-то подключенным.
– Спрашивай, – сказал Майк, – но я не знаю, сумею ли ответить.
– Может, я смогу, – предложила Саша.
– Почему она назвала кота в честь врача?
– Что? – Майк зевнул.
Все они приступили к работе после пяти часов сна. Он не слишком удивился тому, что Джейми в одиночестве провела их в своем трейлере.
– Спок, – сказала она. – С чего бы ребенку назвать кота Споком?
– Я думал, это персонаж «Звездного пути», – ответил Майк, – а не доктор.
– Совершенно точно, это так, – добавила Саша. – Ты… она была фанаткой самого первого сериала.
Джейми посмотрела на Сашу, потом перевела взгляд на Майка и обратно:
– Что такое «Звездный путь»?
В павильоне стало тихо.
– Да ты, на хрен, прикалываешься, – сказала Саша.
– А что?
– Космос, «Последний рубеж», – стал перечислять Майк, – капитан Кирк, мистер Спок, «Энтерпрайз».
Джейми покачала головой.
– Прекрасно, – сказал он, – тогда откуда взялось имя Айзис?
– «Назначение: Земля», – ответила она. – Я в детстве любила этот сериал. И назвала кота в честь кошки, которая там была.
– «Назначение: Земля»?
– Ну да, вы же знаете. Старый научно-фантастический сериал. Гари Севен. Айзис. – Она склонила голову влево. – «Наша миссия – вести человечество в двадцать первый век…»
Настала очередь Майка качать головой. Джейми уставилась на него.
– Роберт Лансинг, Тери Гарр, Джули Ньюмар. Он шел шесть или семь лет. По нему еще кино сделали. И всякие спин-оффы.
– Погоди, – нахмурилась Саша, – мы говорим о старом эпизоде «Звездного пути» под названием «Назначение: Земля»?
– Да! – прищелкнула пальцами Джейми. – Точно. Я все время забываю, что это был спин-офф.
– Но ты никогда не слышала про «Звездный путь»?
– Нет-нет-нет, – сказала Джейми, – теперь я вспомнила. Был такой сериал про космос, Родденберри
[52] снял два сезона, а потом его заменил сериал «Назначение: Земля».
– И никакого капитана Пикара? – спросила Саша. – А «Глубокий космос девять»
[53]? И «Ярость Хана»
[54]?
