— Пусть полежит у меня пару дней. Если улучшений не будет, сделаем операцию.
— А если будет?
— Возможно значительное улучшение. У меня были случаи, когда души с посторонними предметами внутри поднимались почти до поверхности. Правда, долго там не задерживались.
Михалай ушел, а Сурков провалялся на камнях до вечера. Два санитара отнесли его в хорошо освещенную пещеру и положили на металлические нары. Через два дня он открыл глаза и долго крутил головой, вспоминая, что с ним произошло.
«Что может произойти с душой, если она бессмертна? — думал Сурков. Еще одна нестыковка, от которой было особенно тошно. — Я могу понять, что душа страдает, может быть черной, серой и всякой там другой, но то, что с ней может происходить такое…»
Сурков попытался встать и увидел Вялого, вернее то, что когда-то было Вялым. Черт, лежащий на соседней кровати, был плоским как блин и сильно напоминал ската.
— Что смотришь? — спросил он плоским ртом.
— Вялый! — сказал Сурков.
— Теперь Плоский, — ответил Вялый.
Суркову стало нехорошо, и он снова лег на кровать.
— У тебя есть повод бояться, — прошипел сосед.
Сурков помнил, что самая страшная угроза в Аду — это ее отсутствие. Вялый угрожал Суркову, значит опасаться было нечего, и Сурков спокойно лежал на кровати, переживая тошноту. Вялый, очень похожий на туристический коврик, пытался подползти к Суркову. Он шевелил плоскими губами что-то вроде «я отомщу, я отомщу». В конце концов Суркову это надоело, и, скатав Вялого в трубочку, он засунул его между кроватью и стеной. Утром пришел Доктор и осмотрел Суркова. Он назначил ультразвук, предположив, что сухарик может раскрошиться и выйти из души по частям. Вялого доктор не нашел, зато его нашли два санитара, пришедшие позже и объявившие процедуры. Вялого надували, как мячик. С Сурковым разговаривали на высоких тонах. Положительного результата процедуры не приносили. Как выяснил Сурков у других грешников, Доктор при жизни был военным и никаких средств лечения, кроме зеленки, не применял. Его методы казались ему весьма действенными и логичными. Если болел живот, он мазал зеленкой живот, если голова — голову. Но в Аду зеленки не было и зеленого цвета тоже. Тогда Доктор стал расспрашивать больных, как их лечили при жизни и от чего они умерли. Доктор узнал много нового, он никогда не боялся экспериментировать и импровизировать, за что был переведен из фельдшеров в доктора. Предыдущий доктор стал жалеть больных. О его выходках узнали особисты и за подрывную деятельность отправили к ядру. Может, и не к самому ядру, но известия о нем стихли на нижних уровнях.
Через два дня пришел Михалай. Он рассказал, что Суркова опустили на его уровень после того, как у него обострился сухарик. Если Сурков согласится на операцию, то, возможно, он успеет на слушание своего дела, если нет — то может провести в больнице остаток вечности вместе с Вялым.
— А как выглядит операция? — спросил Сурков.
Михалай объяснил, что операция ничем не отличается от тех, которые производят в реальной жизни. В душе Суркова имеется посторонний предмет — его необходимо удалить. Если этого не сделать, может развиться заражение души. На нижних уровнях этого не происходит, но стоит только подняться ближе к поверхности, и сухарик воспалится. Что и произошло в лифте.
Упускать возможность пересмотра своего дела Сурков не хотел, тем более что Михалай объяснил ему о сроках пересмотра. Грешники ждут суда годами, а не явившегося на заседание по неуважительной причине — считают беспечным. Уважительных причин Михалай не знал, поэтому быстро убедил Суркова.
— А что будет с душой после операции? — спросил Сурков.
— Ничего хорошего, — ответил Михалай. — Душа с рубцом — это уже не душа, но душа с сухариком — еще хуже.
— Рубец не заживает?
— Как на теле, — ответил Михалай.
Он продемонстрировал на груди кривой шрам и поведал историю о том, как его сосед построил дом на два этажа выше, чем был у Михалая.
— Так это шрам из жизни? — удивился Сурков.
— Разумеется. Душевные раны не лечатся. Затягиваются со временем, но след никогда не исчезает. Здесь, где душа ничем не защищена, это видно отчетливо.
Суркова такая перспектива пугала. Он нервничал и при появлении Доктора спросил его об этом.
Доктор не стеснялся в выражениях. Он ярко рисовал покалеченные души и даже указал на беднягу Вялого, пострадавшего от рук какого-то нерадивого грешника, пренебрегшего правилами техники безопасности.
— Доктор, если я не решусь сейчас, то не решусь никогда. Вы можете начать операцию немедленно?
Доктор почесал нос, посмотрел на Михалая и, размяв пальцы, выдохнул:
— Почему бы и нет?!
Михалай не захотел присутствовать при извлечении сухарика. Он сообщил, что придет через неделю. К этому времени Суркова уже могут выписать. И, пожелав ни пуха ни пера, удалился. Доктор пригласил санитаров, которые привязали Суркова к панцирной сетке, там, где ранее проводился рентген. Один санитар встал у изголовья с кувалдой. Второй включил газовую горелку и не спеша прокалил лезвие топора.
— Приступим, — сообщил Доктор.
Он появился с поднятыми вверх руками в строительных перчатках и хоккейном шлеме.
— А где ваши инструменты? — спросил Сурков.
Доктор посмотрел на санитара, занятого топором, и сообщил:
— Обеззараживаются. Здесь, понимаете ли, нужна стерильность. Душа — вещь тонкая.
Сурков забился в конвульсиях. Он попытался вырваться, но санитары сделали свое дело качественно, и шансов на это не оставалось.
— Что вы так волнуетесь, больной? Мы не в больнице, не умрете.
— А-а! — закричал Сурков. — Неужели нельзя ничего сделать?
— Сейчас сделаю, — пообещал Доктор.
— Я не хочу.
— А вы думаете, я хочу? Впрочем, есть еще один способ, я его, правда, не пробовал. Тоже хирургический, но безоперационный.
— Какой?! Какой?! — закричал Сурков.
— Мне рассказала одна грешница, что при жизни ей удаляли камень из почки через мочеток. Вводили зонд в почку, петлей захватывали камень и доставали.
— Так почему бы вам не попробовать?
Доктор поднял с пола кусок арматуры, посмотрел через него на Суркова и зашвырнул в угол.
— Мы же не звери, — констатировал он.
Доктор сел на панцирную кровать рядом с Сурковым, попрыгал на ней и через минуту отцепил проржавевшую пружину. С большими усилиями он разогнул проволоку, оставив на одном конце крючок, а на другом — кольцо.
— Что вы задумали, Доктор? — изумился Сурков.
Но Доктор был полностью поглощен своей работой. Он отдал санитару прокаливать только что произведенный инструмент, а сам принялся измерять Суркова.
