— Нет, — Сурков пошел по коридору обычной трехкомнатной квартиры, но вместо выхода свернул к тупиковой комнате, которая была опечатана всевозможными видами печатей, наклеек и росписей.
Он вытряс из тубуса Вялого и как можно аккуратнее просунул его под дверь. Прошло не более минуты, когда дверь скрипнула и вместе с разноцветной геральдикой печатей и косяком пошла внутрь. Ее толщина была не менее четверти метра, и Вялый, который с трудом держался в вертикальном положении, никогда не сумел бы открыть ее вручную. Для этого дверь была снабжена гидравлическим приводом, и, как следствие этого, — сигнализацией. Сурков вздрогнул от неожиданности, услышав звучный голос толстушки.
— Это еще что такое?
Она стояла, уперев кулаки в могучую талию, и на ее лице гуляло истинное возмущение.
— Грачи прилетели, — сказал Сурков, уже не пряча портативную рацию.
В следующую секунду старушку окружили трое дюжих мужичков и повалили на пол.
— Ох и дурачки! — кричала женщина, щекоча нападавших.
Ребята делали свое дело хорошо, но их явно не хватало. Не теряя времени, Сурков бросился по открывшейся лестнице. Она не оказалась длинной — за единственной дверью находился большой холл с голубыми стенами, которые Сурков уже однажды видел. Два человека держали в руках предметы, отдаленно напоминавшие изогнутые телефонные трубки. Увидев Суркова, они подняли предметы на уровень груди и направили в его сторону. Сурков остановился. Его подпирали сзади, проскакивали мимо, падали на пол, принимали положение для стрельбы лежа и сидя, а он стоял и смотрел, не в силах пошевелиться. Через минуту противостояние превратилось в немую сцену. На Суркова и дюжину головорезов были направлены две трубки, на двоих неизвестных — десяток скорострельных стволов. Сурков ярко представил, что произойдет с этими двумя, если он отдаст команду стрелять. Он смаковал сцену разлетающихся в клочья тел, надеясь, что последние умеют читать мысли. Но делал это совершенно напрасно, потому что вышедший в холл мужчина объявил:
— Прикажите опустить оружие. Они вас не слышат.
— А зачем мне это делать? — спросил Сурков, понимая, что обращаются к нему.
— Затем, что в перестрелке здесь никто не заинтересован, — мужчина протянул Суркову серый скоросшиватель, который до этого держал под мышкой.
— Что это? — спросил Сурков.
— А вы почитайте.
Сурков решил не ломаться и открыл первую попавшуюся страничку. Это был подробный отчет старушки, собирающей пустые бутылки и, как она сама выражалась, ведущей визуальное и аудио наблюдение за объектом. Она пересказывала с доскональной точностью слова Суркова, Людмирского и даже комментировала некоторые жесты и события.
— Что это? — спросил Сурков еще раз.
— Это ваша жизнь и проведенное Комитетом расследование.
Сурков закрыл папку и прочел на обложке смесь кириллицы и латиницы.
— Что же это значит?
— Это значит, Сурков, что мы не вмешиваемся в реальность, пока такие, как вы, не переходят определенные границы. А после этого мы заставляем исправлять ошибки или, как у вас говорят, «подчистить за собой». Вы знаете, что такое времятресение?
— Нет, — ответил Сурков.
— Я попробую объяснить, — начал рассказ мужчина. — Время неразрывно связано с пространством в континуум. Он так и называется: «Пространство-время». Однако существуют пограничные ситуации, когда континуум искривляется, например, при сильных гравитационных нагрузках или околосветовых скоростях. Представьте себе, что вы едете на автомобиле со скоростью света и включаете фары. Свет будет идти, но для наблюдателя ваш автомобиль станет коротким, или даже плоским, как будто его нарисовали на листе. Вы же слышали о таком эффекте, это понятно?
— Допустим, — сказал Сурков.
— Значит, вы сможете понять, что изменяя пространство, вы сжимаете или растягиваете время?
— Как же я мог изменить пространство?
— Придя сюда, — сказал мужчина, — выиграв в лотерею, которую не должны были выиграть. Все, что происходит в пространстве, меняет его, хотя и с разной силой. Например, ваше появление здесь пока никому не известно и оно не вызовет волну в континууме. А вот выигрыш в лотерее был отображен тысячами наблюдателей и, хотите вы этого или нет, растянул время почти на сутки. Это большой пробел Сурков, который в конце концов заполнился и повлиял на Вселенский спор.
— Думаете, я поверю, что из-за меня Добро победит Зло?
— Поражаюсь вашему самомнению Сурков. Благодаря вам Зло побеждает, а не наоборот. Вы создали парадокс в «махровые девяностые». Тогда зло творилось на каждом шагу, и гораздо чаще добра. За день — ваш, между прочим, Сурков, день — было совершено на три миллиона восемнадцать тысяч добрых дел меньше. А ведь вам никто не давал полномочий вмешивается во Вселенский спор.
Сурков прикусил губу.
— Если я все исправлю, вы оставите нас в покое?
Мужчина повернулся и пошел по коридору, тем самым дав понять, что разговор окончен. Сделав несколько шагов, он нерешительно обернулся:
— Да, Сурков: то, что у вас в руках — это ваше.
* * *
Сурков проснулся от запаха кофе. Он еще не открыл глаза, но уже ощутил его ароматное бодрящее тепло.
«Такое утро может быть только в выходной», — подумал он.
Комнату без занавесок заливали косые лучи бабьего лета. На кровати сидела Эльза и с интересом перелистывала скоросшиватель.
— Интересно? — спросил Сурков.
— Очень, — улыбнулась она.
— Здесь про тебя тоже есть.
— Я знаю, я уже прочитала.
— И что тебе понравилось?
— Сегодня.
— Сегодня? — удивился Сурков.
— Да, сегодня. Сегодня мы будем переводить бабушек через дорогу, кормить бездомных и снимать кошек с деревьев. Почти три миллиона кошек.
— Но здесь этого нет, — возразил Сурков.
— Не надо быть провидцем, чтобы понять, что случится сегодня.
— Действительно, порой очевидные вещи кажутся нам такими невероятными.
Сурков поднялся на кровати:
— Что ж. Тогда нечего валяться. Нас ждет день добрых дел. Мой день, день Суркова.
