— Хорошо, что мы не взяли Людмирского, — сказала Эльза. — Он бы изнылся до головной боли.
— Перестань, — возразил Сурков, — Лешка — хороший парень.
— Хороший, — согласилась Эльза, — только сволочь.
— Какая муха между вами пролетела?
Сурков развязал бабочку и, кинув через плечо смокинг, зашагал по обочине. Он не делал попыток остановить машину и поэтому удивился, увидев сдающую задом красную «девятку».
— Игорь Сурков? — спросила девушка через опущенное стекло.
— Никак нет! — крикнул Сурков.
— Не скромничайте, это вы.
— Нет, не я, — упрямился Сурков.
— Ну, хорошо, хорошо. Позвольте вас подвезти.
Сурков демонстративно открыл переднюю дверь, приглашая Эльзу сесть.
— Здравствуйте, — сказала Эльза, уловив мысль Суркова. — Меня зовут Эльза, а вас?
Женщина-водитель собралась было обидеться, что ей подсунули для разговора безобразную Эльзу, но, зацепившись языком за собеседницу, провалилась в женскую болтовню. Сурков краем уха улавливал, как дамы обсуждали житейские проблемы, но потихоньку был сморен налетевшим обеденным сном. Напряжение последних дней дало о себе знать: Суркову снился математический кошмар, в котором он складывал цифры, подбивал индексы и проводил камеральные расчеты, но, как и положено, в кошмаре что-то не складывалось, и Сурков вновь приступал к пересчету. Проснулся он от головной боли, но вызванной не кошмаром, а ударом переднего сидения.
— Куда же ты прешь, скотина? — кричала женщина за рулем. — Здесь сороковник висит в самом начале улицы.
— Сама дура, — приветствовал даму нарушитель.
— Что случилось? — спросил Сурков.
— Да этот… козел, — сделала характерный жест женщина, — подрезал.
Только теперь Сурков заметил острую складку металла на капоте машины.
— Это надолго? — спросил он Эльзу.
— Скорее всего, да.
— Я пройдусь, — Сурков выбрался на проезжую часть и наклонился к окну. — Эльза, дай закурить.
Эльза протянула новую купюру достоинством в пятьдесят рублей, такую новую, что казалось, будто ее только что отпечатали.
— О! Да ты богатенький Буратино, — сказал Сурков.
— Я богатенькая Мальвина, а Буратино — это ты, а с Пьеро тебя знакомить не надо.
Сурков задумчиво сунул полтинник в карман и побрел вдоль улицы, рассуждая, что на Мальвину Эльза не похожа, он — на Буратино, а Людмирский, конечно, нытик, но пока еще стихи не пишет.
Он вошел в ближайший гастроном и, протянув деньги, ткнул пальцем в витрину.
— Дайте мельче, — послышался недовольный голос из-за окошка.
— Хм, — изумился Сурков. — Да мельче не бывает.
— У меня тоже сдачи нет.
— Ну, давайте две пачки.
— Еще десять рублей.
— Ну, давайте что-нибудь другое! — начал терять терпение Сурков.
В окошке появилась полосатая пачка сигарет и розовый прямоугольник бумаги с голубой окантовкой. Почему-то Сурков не узнал его сразу и несколько раз посмотрел на просвет билет «Национальной лотереи».
— Это мне? — возмутился Сурков.
В этот момент кто-то из прохожих похлопал его по плечу.
— Молодец, Сурков, так держать.
Сурков оторопело оглянулся. Он уже стал привыкать, что люди на улице сначала улыбались, потом здоровались, а вот теперь даже стали его похлопывать.
— Но я… — возразил было Сурков.
Возражать было поздно, никто не собирался с ним спорить, и, сунув в карман билет, Сурков пошел домой. Он долго звонил, стучал и даже успел побарабанить в дверь ногой, но чуть позже вспомнил о ключе и отпер дверь. Людмирский стоял в прихожей, прислонившись спиной к стене, и старался дышать тише.
— Кого боимся? — спросил Сурков.
— Кредиторов, — шепотом ответил Людмирский.
«Наверное, Эльза в чем-то права», — подумал Сурков. Но Людмирский не стал ныть, он только сполз по стене и, как показалось Суркову, совсем перестал дышать.
— Все нормально, Лешка, все о'кей, — как можно бодрее сказал Сурков. — Сейчас будет тебе последнее задание.
Сурков достал из кармана лотерейку и, найдя в смокинге паркер для кредитных договоров, заполнил билет и протянул Людмирскому.
— На, Лешка, отправь.
Людмирский посмотрел на бланк «Национальной лотереи», и ему стало плохо.
— Все хорошо, Лешка, это верняк. А талончик спрячь от Эльзы и не говори ей ничего.
Последнее указание подействовало на Людмирского ободряюще. Он все еще нехотя поднялся и, скомкав билет, вышел.
Прошло почти двадцать минут, когда в дверь настойчиво позвонили.
«Вот и кредиторы», — подумал Сурков. Он не спеша завязал бабочку, надел смокинг, внимательно осмотрел себя в зеркало и отворил дверь. На пороге стояла озабоченного вида Эльза все в том же костюме, на котором на сей раз угадывались не то следы борьбы, не то чрезмерной спешки.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, — ответил Сурков.
— Странно, — сказала Эльза, отстраняя молодого человека.
Она осмотрела кухню, затем комнату и даже заглянула под кровать.
— Ты любовницу ищешь? — спросил Сурков.
— Людмирского.
— Так это не одно и то же.
Эльза лихо извлекла «Макаров» и направила его в грудь Суркова.
— Что здесь было?
— Ничего, — снова сказал Сурков, демонстративно поднимая руки.
На губах Эльзы мелькнула растерянная улыбка.
— Ты обыграл меня, Сурков.
Эльза сделала жест, словно пригладила волосы, и в ее руках послушно осталась каштановая шевелюра.
Она двумя пальцами сложила складку на своей щеке и надавила так сильно, что кожа лопнула, расползаясь от уха. Эльза отделила полоску розовой ткани, обнажая под ней молодую кожу, другое лицо, которое уже не хотелось называть Эльзой.
— С меня хватит, — сказал Сурков. — Пока ты не разбросала по комнате свои протезы, может объяснишь?
— Нет, — сказало создание, которое еще недавно называлось Эльзой.
— Но… — Сурков попытался возражать, ожидая чего угодно, но только не того, что произошло в следующую секунду.
Пистолет в руках создания тихо кашлянул, и грудь обожгла раскаленная игла, испортившая смокинг. Сурков крутнулся на немеющих ногах, но попытку к бегству предотвратил второй хлопок, ударивший в спину и поваливший на пол непослушное тело.
Глава 3
Голубой коридор, слишком ровный и слишком голубой, чтобы быть больничным коридором. Сурков видел впереди затылок пожилого человека, а впереди него — женщину в белом, а впереди нее еще кого-то и еще, и еще.
