«Я в очереди», — подумал Сурков.
— Вы последний? — услышал он голос с сильным акцентом.
— Да, я.
Почему-то Суркову было стыдно спрашивать, куда эта очередь, зачем он здесь и как сюда попал.
А на самом деле, как он сюда попал? Сурков сделал шаг в сторону и присел на горчичного цвета пластиковый стул. То, что произошло с Сурковым, было весьма необычным, и по сему вопрос, заданный себе, предполагал рассуждения.
Эльза сняла с себя лицо, а затем его застрелила. По всей вероятности, не насмерть, но ведь стреляла какой-то гадостью, от которой Сурков упал без чувств. Обобрала, наверняка. Очень похожа эта сцена на сцену из детектива с шантажом, только вот незадача — брать у Суркова нечего. Потом она отвезла его в Дом престарелых и поставила в очередь за лекарствами или еще куда.
Сурков покрутил головой, пытаясь найти вывеску, табличку или предмет наглядной агитации, но ничего этого не было. Аккуратный голубой коридор был слишком чист, чтобы являться больничным. Сурков поймал себя на этой мысли второй раз. Он попробовал поковырять голубую стену и укрепился в своем подозрении. Мало того, что таких стен не могло быть в больнице, таких стен не могло быть ни в одном месте, где он когда-либо бывал. Никогда Сурков не сталкивался с такой фактурой и цветом, а предположения об импортных стройматериалах не могли выдержать критики. Сурков осмотрел стул, на котором восседал, погладил поверхность, попробовал на прочность ножки и даже заглянул под него.
— Наконец! — воскликнул Сурков.
На тыльной стороне был приклеен белый прямоугольник пленки с рядом цифр и надписью на латинице. Только язык не понятен, не английский — это точно. Сурков поставил стул на место и посмотрел на присутствующих.
«Раз здесь есть учет, значит, и жизнь должна быть», — подумал он.
Тем временем очередь немного продвинулась, и Сурков перенес стул на несколько шагов вперед, чтобы не упустить из виду впереди стоявшего старичка.
— За чем стоим? — как можно бодрее спросил Сурков. — Что дают?
Старичок улыбнулся, но как-то нехорошо, как-то совсем не по-русски.
— На суд, — сказал он с небольшим акцентом.
— А кого судят? — Сурков изобразил удивленные глаза.
— Нас, кого же ещё?
— А-а-а, — наконец сообразил Сурков. — А где здесь выход?
— Там и выход, — старичок показал на спину впередистоящего.
— Ладно, — сказал Сурков, кивая стоявшему сзади, — я позже подойду. Если моя очередь дойдет, пусть без меня не начинают.
— Не дойдет, — уверенно заявил мужчина.
— Тем лучше.
Сурков бодро зашагал по коридору, тихо повторяя:
— Дурдом, дурдом.
Вскоре оказалось, что он находится в большом дурдоме с большим количеством больных и очень длинным голубым коридором, а успевших занять за ним очередь нашлось так много, что на шутку это совсем не походило. Сурков попытался представить среднюю зарплату статиста, умножая на среднее количество актеров на километр, но после того, как покрыл внешний долг Аргентины, занервничал. Теперь он внимательнее рассматривал стоящих. Сначала Суркову не терпелось отыскать знакомое лицо, но заметил, что и одежда заслуживает внимания. Несмотря на то, что сам он был одет в смокинг, присутствие в очереди военных, шахтеров, пожарных и даже тореадора выглядело несколько натянуто. В большинстве своем это были люди пожилого и среднего возраста, но иногда попадались очень молодые люди. Полицейскими коридор просто кишел, но ни разу Сурков не встретил милиционера. Когда же в коридоре замаячила синяя фуражка, Сурков чуть не подпрыгнул от радости. Проходя мимо, он заговорчески подмигнул блюстителю порядка.
— Иди. Иди, родной, не тормози, — милиционер нагло похлопал Суркова по заду.
— Но… — опешил Сурков.
— Неужели я тебе при жизни не надоел?
— При жизни?
— Что, не водитель? — не поверил милиционер.
— Нет.
— Эка тебя угораздило, — сержант напустил в голос сочувствия.
— Какой водитель? При какой жизни? Мент! — неожиданно для себя выкрикнул Сурков.
Сержант, словно ждавший этой реплики, довольно расхохотался.
— Играет, — понял Сурков.
Он пошел дальше, но уже не бодро, а неторопливым шагом — как на прогулке.
Прошло не менее четырех часов после того, как он отправился искать выход, а конца и края этого заведения не предвиделось. Еще через час Сурков собирался сесть на голубой пол, чтобы отдохнуть, но как только выбрал для этого место, наконец увидел конец очереди, увидел, как в ее хвосте люди на ломаном русском спрашивают последнего и встают друг другу в затылок. Сурков быстро миновал крайнего и побежал в том направлении, где голубые стены сходились в одну точку.
* * *
Временами ему казалось, что он слышит звуки, ломаный русский, далекие шаги и тихое пение. Иногда Сурков уставал и садился, прислоняясь спиной к голубой стене. Он не мог точно сказать: спал ли он. Но однажды, открыв глаза, понял, что не помнит, в какую сторону шел. Это повторялось несколько раз, и, окончательно потеряв представление о времени и направлении, Сурков брел, без энтузиазма переставляя ноги. Скорее всего, прошло несколько дней, прежде чем ему в голову пришла замечательная идея — отдыхать на полу головой по направлению движения. Сурков клял себя за то, что не додумался до этого раньше. Теперь он мог быть уверен только в одном: если коридор когда-то закончится, то он узнает об этом первым. Сурков проводил по подбородку ладонью и удивлялся тому, что борода не растет, забывал об этом, проводил снова и удивлялся вновь. Некоторое время Сурков забавлялся тем, что писал неприличные фразы на голубых стенах, но вскоре паркер не захотел писать без наклона, а водить золотым пером по ворсистому полу было невмоготу от скрипа волокон. Он пытался кричать и петь, разговаривал и бился головой о стену, но это ни к чему не приводило.
Когда Сурков вновь увидел очередь, его это не огорчило.
«Разберусь с ублюдком», — подумал он и направился вдоль цепочки людей.
Путь предстоял неблизкий, и Сурков всячески подзадоривал себя мыслями о том, как он выведет на чистую воду урода, ответственного за такое безобразие.
Несколько часов спустя Сурков обменялся взглядом с сержантом милиции, который спокойно разговаривал с соседом.
Наконец он увидел в коридоре горчичный стул и знакомого старичка.
— Молодой человек? — улыбнулся он, узнав Суркова.
Сурков подумал, что дать ему по зубам будет несколько невежливо в первую очередь из-за возраста собеседника. Но позже решил не деликатничать и занес руку для оплеухи.
— Вы не боялись опоздать? Не боялись проболтаться здесь лет пятьдесят или сто?
— Нет! — Сурков из последних сил сдерживал раздражение.
