— А если...
— Вы об Аглае Викторовне? — штабс-капитан скептически покачал головой. — Боюсь, это не лучший вариант. Скорей всего, она откажется, так как категорически не выносит подобную публику. Опять же, вряд ли у нее найдутся подходящие наряды и драгоценности. А это очень немаловажный фактор.
— Что значит «откажется»? — рявкнул я в лучших традициях гвардейского офицера. — Живо ее сюда. А с нарядами и драгоценностями разберемся. На какое время приглашение? На девять вечера? Успеем. Чего на меня смотрите, штабс-капитан? Вперед! Стоять. Сначала забросите меня на пристань, а потом сами приезжайте туда же вместе с Суровцевой.
Через полтора часа я уже стоял на палубе «Димитрия». Шмуклерович отсутствовал, обтяпывая на берегу какие-то свои гешефты, но, к счастью, его жена оказалась на месте.
— О! Таки вы в добром здравии! — Циля Абрамовна откровенно обрадовалась мне. — Но присаживайтесь, присаживайтесь, поговорим за жизнь, пока я буду поить вас кофием.
— Я к вам по делу, Цецилия Абрамовна.
— Ну вот... — притворно вздохнула женщина. — А я только собралась пообщаться с интересным молодым мужчиной, пока муж договаривается там за какую-то мануфактуру, так сразу «по делу».
— Вы просто прелесть, Цецилия Абрамовна, — я бережно взял ее кисть в свои руки. — Я с большим удовольствием приударил бы за такой шикарной женщиной, но боюсь, ваш муж застрелит меня прямо в голову. И таки да, на его месте любой бы поступил бы точно так же.
— Вы отъявленный льстец, Георгий Владимирович, — жена судовладельца ласково мне улыбнулась. — Ну ладно, говорите уже, что вам надо?
— Самую малость. Надо пристойно одеть одну молодую женщину. Кто, как не вы, сможет это сделать? Я мог бы попробовать сам, но, увы, не знаю ни одного модного женского салона в Константинополе. Выручайте, ради бога!
— Для чего одеть? Светский раут, поход в ресторан, повседневные наряды? — Циля Абрамовна сразу засыпала меня вопросами. — Сколько вы на это выделяете денег? И самое главное, кто для вас эта девица?
В общем, все уладилось самым благоприятным образом. Я сдал Циле Абрамовне злую как тысяча диких кошек Аглаю, вручил ей двести пятьдесят франков на расходы, поручил Синицыну обеспечить дам транспортом, после чего сам отправился пройтись по Константинополю. А если точнее, мне очень хотелось посетить букинистическую лавку, под прикрытием которой обосновался один из красных резидентов, некто Фуляр Матфей Борухович. Дело в том, что, покопавшись в памяти, я случайно вспомнил о некоем, почти легендарном персонаже большевицкой разведки, как раз примерно в это время торговавшем старыми хасидскими книгами в Истамбуле. Да-да, я именно о нем. Может, и совпадение, но проверить не мешает. И чем черт не шутит, может как-нибудь и нахлобучить легенду. Ничего личного, просто обожаю схлестнуться с достойным противником.
А вообще, красных разведчиков в городе находится неприлично много. И мне совсем не помешало бы разобраться, кто из них работает от Разведупра, а кто от Иностранного отдела ВЧК
[33]. Или Региструпра
[34]? Увы, не помню, переименовали уже эту контору или нет. Да и не особо важно это. А ведь есть еще Коминтерн
[35], представляющий для меня особый интерес. Конечноvже финансовый интерес. Другими я никогда не руководствуюсь. Ну... почти не руководствуюсь.
Но, к сожалению, по каким-то причинам лавка на улице Галип-Деде оказалась закрыта, и я решил прогуляться в антикварный магазинчик на улочку Алтын- Бакал. Уже к полякам. Благо она располагается недалеко.
Тихонько звякнули серебряные колокольчики на дверях из почерневшего от времени дуба...
Знаете, я очень люблю антикварные магазины. У меня даже сложился некий стандарт подобных заведений. Мягкий свет, плотно зашторенные окна, слегка потертая, словно присыпанная пылью мебель и непередаваемый запах старины. И непременно пожилой сутулый продавец с взлохмаченной седой шевелюрой, в старомодных очках и нарукавниках.
Так вот, в этом заведении все соответствовало моим пожеланиям, кроме самого продавца. Антиквар оказался коренастым моложавым мужиком лет пятидесяти пяти, с лихо закрученными усами и короткой прической ежиком. Правда, в нарукавниках и очках. Но, честно говоря, он немного не соответствовал обстановке и лучше бы смотрелся в полковничьем военном мундире. Впрочем, мои впечатления находились очень недалеко от истины. Согласно данным Пуговкина, глава польской резидентуры Кшиштоф Опольский был кадровым военным и закончил в свое время Геодезическое отделение Николаевской академии Генштаба Российской империи.
Увидев посетителя, он не спеша встал с кресла-качалки, подошел к прилавку и обратился ко мне на правильном французском языке, правда, слегка проглатывая окончания слов.
— Приветствую вас в моем заведении. Ищете что- то конкретное или забрели просто посмотреть?
— Пожалуй, просто посмотреть, — небрежно ответил я ему и невольно поежился от внимательного, цепкого взгляда продавца. — Обожаю антикварные лавки. В них тебя словно обнимает история.
— Браво, — антиквар почтительно склонил голову. — Браво. Пожалуй, я сам лучше бы не выразился. Узнаю истинного ценителя. Разрешите представиться, Кшиштоф Опольский, хозяин сего заведения.
— Корф Георгий Арсеньевич.
— К вашим услугам, господин Корф... — польский резидент тут же перешел на русский язык.
— Я немедля раскрою для вас свою сокровищницу. Имеете какие-нибудь предпочтения?
— Увы, я немного стеснен во времени. Но... — я сделал вид, что слегка задумался. — Пожалуй, не откажусь ознакомиться со старинным холодным оружием, если оно у вас присутствует.
Не знаю, зачем это было сказано, тем более что-либо покупать в мои планы не входило. Да, спору нет, в душе я заядлый коллекционер, но в данном случае, скорей всего, захотелось просто немного прочувствовать поляка.
— Конечно же присутствует, — с достоинством ответил Опольский. — Прошу вас...
Коллекция у него действительно оказалась впечатляющей. Некоторые экземпляры могли удовлетворить спрос самого взыскательного покупателя, но я тщательно изображал равнодушие. Хотя особо стараться не пришлось; в самом деле, на хрена мне сейчас все эти железяки? Да и денег особо нет шиковать.
Но когда он принес из подсобки небольшой сверток из зеленого бархата и развернул его на прилавке, я невольно судорожно сглотнул.
