Я беззастенчиво валял дурака, пытаясь как можно дольше потянуть время. В свое время мне пришлось побывать на очень многих допросах, так что искусства валять ваньку было не занимать.
Тут главное не переборщить, потому что при такой тактике тебя досрочно начинают бить по почкам. Но вот в данном случае вроде как до этого самого неприятного момента еще порядочно времени.
Беспрекословно отдавать ключ и фрагмент номера счета я даже не собирался. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: после того как поляк получит искомое, моя жизнь не будет стоить даже полушки. На хрена ему такой свидетель?
— Баронесса Глория Ракоши, княгиня Кетеван Орбелиани, графиня Милица Джуканович... — явно уже теряя терпение, объяснил антиквар. — Наконец, товарищ Волкова Александра Алексеевна и Александра Коэн. У этой женщины очень много обличий. Теперь поняли, о ком я, Георгий Владимирович? Давайте все- таки наладим плодотворное общение. Иначе придется прибегнуть к другим методам. Меня интересуют ключ от банковской ячейки в Цюрихе, с фрагментом пароля к одному хорошо вам известному счету.
— И всего-то?
— Всего-то, — легко согласился поляк.
— Что будет после того, как я вам отдам искомое?
— Ничего, — пожал плечами Опольский. — Пожелаем друг другу доброго здоровья и вас отвезут, откуда взяли.
— Увы... — я с глубоким искренним сожалением вздохнул. — Не получится. Почему? Да потому, что я уже отдал все той самой... как вы говорите, Волковой?
— Вы начинаете злоупотреблять моим терпением, — с угрозой процедил поляк. — Я сейчас позову своих парней, и они быстро развяжут вам язык. У них очень большая практика общения с русскими пленными.
— Толку все равно никакого не будет. Я все отдал, потому что счет уже давно пустой, пан Опольский.
— Как пустой? — в глазах резидента плеснулось недоверие.
— Да так... — я ему нагло улыбнулся и повторил версию, в свое время изложенную Кетеван. — Уж поверьте, в противном случае я с Зибертом и Навроцким давно бы снял деньги.
И тут я прокололся или просто скверно сыграл, увы, точно не могу сказать. Опольский мерзко ухмыльнулся и заорал:
— Яцек, Войтех, ко мне. Для вас появилась работа.
Дверь в погреб мгновенно отворилась, и на пороге нарисовались два молодца. Их габариты не сулили для меня ничего хорошего.
— Хорошо, хорошо! — я сразу сменил наглое выражение лица на покорную испуганную гримасу. — Я все скажу. Но ключ не при мне, конечно же. Он спрятан в надежном месте. Я покажу или нарисую подробный план.
— Я и не рассчитывал, что он будет при вас, — довольно прокомментировал антиквар. — Но пока погодим с ключом. С какой целью вы встречались с Коэн?
— Она каким-то образом завладела ключом Навроцкого и уговаривала меня соединить свои усилия в поисках Зиберта. Я взял время подумать. Но, черт побери, я даже не подозревал, что она из Коминтерна.
Поляк удовлетворенно кивнул. Видимо, сказанное мной подтверждалось известными ему сведениями. Затем последовало несколько вопросов, главным мотивом которых была моя связь с Кетеван. Я сразу же приврал, что договорился с ней встретиться на следующей неделе, прекрасно понимая, что выторговываю свою жизнь ровно до этого времени. На Тетюху с ребятами уже почти перестал надеяться. Мало ли как там сложилось. Буду пробовать выкарабкиваться сам. Главное, чтобы наручники сняли, а там поглядим...
В скором времени разговор опять вернулся к ключу.
— Конечно спрятал... — я опасливо оглянулся на молодцев у себя за спиной. — Но могу показать, где. Поехали. Кстати, пан Опольский, а можно убрать ваших... гм... людей от меня.
— Надо же... — поляк презрительно скривился. — Боевой офицер, а на расправу жидковат оказался. Нет, нельзя убрать. Так где ключ?
— Дома, закопан в саду, — я ему назвал адрес нашей конспиративной квартиры. — Но сами вы его не найдете.
— Кто еще кроме вас там живет?
— Никого. Служанка приходящая. Ключ от дверной калитки у вас на столе лежит. От самой квартиры, рядом с ним. Вон тот, с бородками. А вы меня точно отпустите? — я довольно натурально всхлипнул.
— Отпустим, отпустим. Рисуйте схему... — антиквар брезгливо подвинул мне лист бумаги и карандаш.
— Зубами?
Поляк поморщился, поинтересовался у своих людей, обыскивали ли они меня, а потом дал команду снять наручники.
Я демонстративно потер запястья, потом опустил руки вниз и потряс кистями, словно ускоряя приток крови к ним.
Вот тут надо сделать отступление. Я категорически отрицательно отношусь к убийствам. Мало того, считаю, что совершенно непозволительно форшмачить мокрухой свою масть. Да, было дело, случалось резать людей, но убивать своими руками — никогда. Афганистан не в счет, потому что на войне совсем другие правила. Но жизнь такая сука, что иногда приходится наплевать на свои убеждения. В общем, как- то так. Пора...
Я слегка потянул большим пальцем петельку в рукаве. В ладонь немедленно съехал нагревшийся от тепла тела стилет. Звонко щелкнула пружина, выбрасывая лезвие.
И сразу же, не вставая, я загнал его в пах стоявшему за моим левым плечом поляку. А потом, под аккомпанемент истошного визга, с оттяжкой выдернул клинок, вывернул кисть и обратным движением вбил его по самую рукоять во внутреннюю часть бедра второму охраннику.
Опольский вытаращил на меня глаза, вскочил, но тут же, натужно хрипя, осел, потому что после моего пинка тяжелый стол прижал его к стене.
Я сразу же отскочил на шаг, держа стилет наготове. Войтех, коренастый здоровяк с грубым лицом, больше приличествующим портовому грузчику, скорчился на полу в позе эмбриона и тихо монотонно выл, прижимая обе руки к паху. Ни о каком сопротивлении он уже не думал. Яцек, такой же большой, как его товарищ, но с детским, симпатичным лицом, лежал без сознания. Из его бедра толчками выхлестывалась кровь, образовав под парнем порядочную лужу.
— Вот же уроды, мля! — я быстро обыскал их, забрал пистолеты, вооружился одним из них, новеньким «люгером», загнал патрон в патронник, а потом, заметив, что пан Кшиштоф пытается вылезти из-за стола, отправил его в глубокий нокаут, саданув в челюсть носком ботинка.
И едва не пристрелил Игнашевича, ворвавшегося с истошным воплем в погреб с МР-18 наперевес.
— Руки в гору, мать вашу!!! Ой... — он опустил ствол пистолета-пулемета и нервно хихикнул.
— Я смотрю, вы уже сами тут... того-этого...
— Ух, етить... — с восхищением присвистнул Тетюха, спустившийся вслед за эсером. — А могёшь, Владимирович. Могёшь...
Последним в погребе появился Синицын. Он сразу же отправил Игнашевича на пост наверх, а потом поинтересовался у меня:
— Как вы, Георгий Владимирович?
— Нормально... — я внезапно почувствовал, что ноги перестали держать и плюхнулся седалищем на табурет. — Как... как вы меня отыскали?
