Даже некоторая шепелявость — и та была ему на пользу. У Алкивиада был недостаток. Это делало его человечнее. Дефект снимал проклятие с его манеры преподносить себя как божество. Несмотря на все опасения, именно речевой недочёт заставлял любить этого человека. Хотя я передал его речь так, словно она лилась плавно, без перерывов, в действительности её влияние было в определённом отношении усилено этим очаровательным недостатком.
У Алкивиада была привычка, когда он не мог подобрать нужного слова, останавливаться на несколько секунд, склонив голову на плечо в ожидании, пока вспомнится подходящее выражение. В этом ощущалось приятное отсутствие искусственности, нарочитости, это было неподдельное. Вот что завоёвывало сердца слушателей.
Среди моих родственников наметился нешуточный раскол. Мой дядя Гемонт, твердолобый представитель партии Хороших и Истинных, пренебрежительно отнёсся к «почётности» предлагаемой Алкивиадом экспедиции и весьма низко оценивал его самого как патриота.
— Он — пособник толпы, явный и самый заурядный. Этот его сицилийский трюк — попытка выдать наглость действий и масштаб амбиций за благородство и справедливость. Это не благородство, а сплошная самоуверенность, и только.
Говорили много. Мнения разделились. Мой дед, нахмурясь, сидел молча. Наконец по настоянию своего сына, брата моего отца Иона, он заговорил. Дед отрицательно отнёсся к Алкивиаду.
— Он носит слишком длинные одежды.
Молодые люди отозвались стоном.
— Лучше продолжай себе спать, дед! — крикнул мой двоюродный брат Калликл.
Патриарх отозвался:
— В былые времена принято было носить одежды куда короче из почтения к своим корням. Платье землевладельцев не должно подбирать грязь и навоз. Но новое поколение, рождённое в городе, ничего не знает о земле, поэтому и носят хитоны, которые волочатся за ними, как хвосты. Это нескромно и некрасиво. То, чего я опасаюсь, не имеет ничего общего с рощами или виноградниками, Калликл. Я говорю о добродетелях, которые воспитывает в человеке работа на земле: о скромности, терпении, почитании богов, о которых этот ваш Алкивиад почти ничего не знает да и знать не хочет. Он — порожденье города и олицетворяет все его пороки: тщеславие, заносчивость, нетерпение и нескромность перед небесами.
Калликл горячо возразил:
— Я могу перечислить тебе ещё несколько достоинств, присущих сельским жителям, дед: узость взглядов, предрассудки, мизантропия, скаредность, замкнутость. Очень хорошо, что мы избавились от этого! Достоинства горожан — смелость, воображение, открытые взгляды!
— Человек земли, — продолжил дед, — занят мирным трудом, а городской служит войне.
— Эта служба не причинила вреда твоему кошельку, дед. И никому другому из собравшихся под этой крышей — тоже.
Все заволновались.
Мой дядя Ион восстановил порядок. Он был, пожалуй, единственным из собравшихся, по-настоящему олицетворявшим то благоразумие, которое сельчане называют «мудростью от сохи». Он обладал простым здравым смыслом. Родственники спросили его, что он думает о нашем госте и его предложении.
— Я опасаюсь Алкивиада. Но ещё больше я боюсь недооценить его. Когда я наблюдал за ним, когда я смотрел, как он разговаривает с нами, я не мог не вообразить себе другой картины. Вот он появляется в Сицилии, рисуясь перед тамошними аристократами и домогаясь их дружбы. Сицилия богата, однако Сицилия и примитивна. Её правители похожи на наших, только сотню лет назад. Мощь Афин ужаснёт их меньше, чем агрессивность и наглость. Вот качества, которых они страшатся, которыми восхищаются и которым завидуют. А наш гость олицетворяет эти качества более, чем кто-либо другой. Он — Афины. Во всяком случае, та часть Афин, которая действительно может привести в ужас сицилийцев и завоевать их. Пифиад правильно отметил, что Сиракузы — демократия. А Сиракузы — ключ к завоеванию Сицилии. Мы видели, как наш молодой герой умеет взывать к своим слушателям. Вероятно, это тоже может сработать на пользу его экспедиции. И всё же...
— И всё же ничего, — вставил наш молодой смутьян Калликл.
Он заговорил о своей службе. Прошлой зимой он работал в правлении морских ресурсов. В его обязанности входило заключать договоры с представителями иностранных моряков — с островов Самос, Хиос, Лесбос и других, — которые служили за плату в афинском флоте.
— Я знаю этих людей, — сказал Калликл. — Это не пираты, не вечно пьяные морские волки. Это ответственные профессионалы. Да, они обладают духом авантюризма, любят риск и живут надеждой добиться успеха. Они знают цену своим способностям и нанимаются благоразумно. И всё же эти иностранцы служат на нашем флоте не только за деньги. Деньги они могут получить в любом другом месте. Нет, у них имеются значительно более убедительные причины. Они любят Афины. Понаблюдайте за ними в праздники, — продолжал Калликл. — Они принимают участие в шествиях, поют и танцуют. В свободное время они собираются в гимнасии в ликее и в храме Леокории, на рыночной площади и в Академии, в рощах, где встречаются философы и их ученики. Вы их видели. Они усаживаются в сторонке, заворожённо слушая Протагора из Абдеры, Гиппия из Элиды, Горгия из Леонтины, Продика с Коса и десятки других софистов и краснобаев, которые устраивают сборища на открытом воздухе, чтобы распространять свои взгляды. Они роятся вокруг Сократа. Но прежде всего их занимает театр. Утром в дни соревнований их сотнями можно видеть во внешнем дворе в тени под статуями полководцев или выходящими из платановой рощи со своими возлюбленными и корзинами для припасов, с шерстяными одеялами на плечах, с подушками, на которых они сидят на скамьях галер. Я наблюдал их в гимнастических залах — там, куда допускают иностранцев. Моряки-евреи терпят боль от медных зажимов, называемых «грибные шляпки», которые натягивают обрезанную кожу над оголённой крайней плотью, чтобы, раздевшись, они выглядели не евреями, а греками. Они желают быть хотя бы немного афинянами. Вот как они любят наш народ. Откройте списки гражданства — количество жаждущих получить афинское подданство трижды перекроет рыночную площадь. Вот о чём я хочу сказать. В любом заморском порту раз двадцать за день меня осаждают иностранные моряки, первоклассные специалисты своего дела, умоляя меня использовать своё влияние и дать им должность в Афинах. Многие готовы служить даже бесплатно. Они лишь хотят обучаться под руководством афинского капитана, совершенствовать своё умение и потом продвинуться по службе. Эти иностранцы, я считаю, будут стремиться служить у такого командира, как Алкивиад. Чем они лучше, чем больше у них амбиций, тем вероятнее они захотят плавать с ним, потому что верят: он принесёт им победу. А кроме того, он им нравится. Они все мечтают стать такими, как он. Алкивиад знает это. Он знает также, как этим воспользоваться. Помните, все моряки знают друг друга. Они завсегдатаи одних и тех же притонов и борделей. Они знают всех флотских командиров, знают, кто с кем плавает. Я не буду говорить об Алкивиаде как о человеке. Но шанс служить под его началом привлечёт к нему лучших моряков со всего света — вот моё мнение. Оценивать их влияние на Сицилию и на наших пелопоннесских врагов я предоставляю вам.
