Но Гилипп не стал ждать нашей атаки. Оставив контрстену позади, он повёл своих людей прямо на расположение афинян. Мы услышали их гимн и кинулись по местам. Лион уже поднял своих моряков. Я встал в строй, и мы двинулись.
Противника было неисчислимое множество. Мы сомкнули ряды. Армии столкнулись. Началась широкомасштабная свалка, которую с трудом можно было бы назвать боем. Невозможно было даже размахнуться мечом, такая стояла теснота. Копьё бесполезно, его бросают за ненадобностью. Вместо него в ход пускают щит, чтобы просто сбить противника с ног или стукнуть его коротким ударом. Любая часть тела, покрытая доспехами, заменяла оружие. Дрались коленом, ударяя врага в пах, целили локтем в горло и висок, пяткой били упавшего. В свалке человек хватался за край вражеского щита и всей своей тяжестью старался свалить его владельца. Пытались выцарапать неприятелю глаза, плюнуть ему в лицо, если удавалось собрать слюну в пересохшем рту, порвать его зубами. Сзади подошло подкрепление, тесня массу дерущихся. Враг дрогнул и побежал.
В том, что случилось потом, виноваты наши командиры, и я в том числе. Мы не смогли удержать людей. Они бросились вперёд всей массой, разрывая врага, как звери. Источник их ярости, без сомнения, таился в двухлетнем безделье и разочаровании в Никии. Я считаю, многие боялись, что у них раньше времени кончатся силы. Они сражались уже пять часов без воды и пищи. Они должны прикончить врага прямо сейчас, пока ещё полное изнеможение не настигло их.
Тебе случалось быть свидетелем поражения, Ясон. Обычно происходит вот что. Кавалерия гонит перед собой разбитого врага, разя его мечами или пронзая копьями. Вместе с кавалерией самые быстрые из пехотинцев настигают удирающих, валят их на землю и убивают. Раненых приканчивают на месте. Однако здесь, на высотах, у нас не было кавалерии. К этому моменту не осталось и копий. Всё давно было брошено в неприятеля или сломано. Вместо этого наши войска в беспорядке набросились на убегавшего в панике противника, рубя его мечами. Так человека не убивают. Рана, нанесённая по касательной, не обязательно смертельна. Она даже не всегда выводит человека из строя. Иногда она приводит раненого в такое бешенство, что даже последний трус остановится, обернётся и начнёт драться. А получив проникающее ранение, тот же самый человек может подставить спину стреле или праще, и его легко прикончить.
Вторая аксиома сражения вдалбливается в голову новобранца: никогда не биться с врагом один на один, но всегда на пару с кем-то и с разных сторон.
Оба эти наставления были забыты. В передних рядах стало видно, как наша пехота режет у врага подколенные сухожилия, как перерезает горло. Потом, когда эти, в самых задних рядах, упадут, наши набрасываются на следующих. А враг остаётся раненым, но ещё способным сражаться. Кто-то поумнее притворяется мёртвым, а потом, когда мимо пробежит следующая шеренга, он — живой и невредимый в тылу у наших. Строй рассыпался по всему полю. Меловой Холм, к которому теперь стремился враг, находился на расстоянии полумили. Путь к нему лежал через неровное, разбитое пространство. Наши уставшие люди рассеялись, а враг укрывался в расщелинах и среди валежника.
Продвижение афинян встретило слабое сопротивление. Раздались радостные крики, когда наши войска, хоть и в беспорядке, покатились к укреплениям, которые окружали кольцом известковую возвышенность, господствующую над контрстеной. Луна стояла за нашими плечами, впереди хорошо был виден враг, массами выходящий из полудюжины ворот. Их щиты и шлемы сверкали, как на солнце. Они выглядели подтянутыми. Гилипп решил не держать своих людей за зубчатыми стенами, на которые будут давить наши войска, восстанавливая порядок простым уплотнением рядов. Вместо этого спартанец решил встретить нас на открытой местности. Его многочисленные, хорошо отдохнувшие люди — против нас, неорганизованных и измотанных. Все знают, как красиво это закончилось.
Мы с Лионом догнали Похлёбку, Занозу и других, оставшихся от разбитых подразделений и примкнувших к нам. Мы продолжали громить врага. Тысяча аргивян с левого фланга уничтожала большое соединение сиракузцев. Мы видели форт Меловой в сотне ярдов от нас.
— Он пал! — услышал я крик аргивянина.
В этот момент человек справа начал валиться на меня. Я поймал его и удержал на ногах: закованный в латы на земле — всё равно что мёртвый. Затем посмотрел направо и увидел, что противник атакует нас с фланга.
Позднее мы узнали, что это были крупные воинские соединения «Кадм» — добровольцы из Беотии и «Ферпомилы» — часть из Феспий; всего две тысячи. Все прочие дрогнули, а эти держались. Как огромная скала, о которую разбиваются морские волны, они стояли и отбивали все атаки.
Я повалился на землю, опрокинутый их стремительным натиском. Как тут поднимешься, если на тебе пятьдесят фунтов снаряжения! Беотийцы прошли над нами, вонзая в лежащих острия своих копий. Один из наших попытался подлезть под меня, чтобы удар вражеского копья достался мне, а не ему. И я услышал, как удар достался моему соседу. Он пришёлся прямо в носовую полость. Оттуда хлынули мозг и кровь. Я остался жив — враг прошёл мимо меня. Я освободился от своего мёртвого соседа. Лион вытащил меня.
При поражении можно уцелеть, если есть голова на плечах. Просто сбрасываешь с себя лишний вес, уверяешь себя, что будешь бежать быстрее и дольше, чем преследователи. Но здесь, на высотах, этот приём не годился. Темно, бездорожье. Лунные тени превращают мир в хаос. Нельзя понять, где находишься. Бежать вперёд — самоубийство. Бежать назад — оказаться среди тех, кто только что тебя разгромил.
Следовало осмотреться. Но теперь нас подстерегала новая опасность — неприятель, которого наши войска обогнали при наступлении. Теперь они превратились в мясников: ходили по земле, усыпанной трупами, и перерезали горло каждому афинянину. Я был с Лионом, Похлёбкой, Занозой и ещё дюжиной других. Нам удалось перебраться на самый край правой стороны поля. Обрывы здесь крутые, в двести футов глубиной. Похлёбка и Лион смотрели вниз.
— Попробуем?
— Ты первый.
Мы прошли по краю пропасти в поисках места, где можно спуститься. С небольшого холма мы с Лионом огляделись. Вдали шёл бой.
Сняв шлемы, мы услышали гимн, пэан. Кто его пел, дорийцы или наши? Кто различит? Этот гимн знают все солдаты. Звон и грохот сражения, othismos, когда воюющие стороны сходятся врукопашную.
— Я бы прыгнул, — заметил Заноза.
Лион осведомился, что же стало с его желанием прославиться.
— Я потерял его несколько часов назад вместе с содержимым моего кишечника.
Мы спустились по склону. Место боя стало теперь ближе. Внизу люди бродили, как призраки.
— Афиняне?
— Проходите! — крикнул офицер. — Мы собираемся за тем холмом!
Мы пошли за ним, но потеряли ущелье из виду. В низинах стоял туман, свет стал совсем странным — луна светила прямо в глаза и ослепляла. А позади разливалась чернота. Выйдя из расселины, мы увидели несколько сотен пехоты. Офицеры пытались построить солдат и выровнять строй. Мы бросились к ним и стали искать, кому доложиться. Один солдат показал в конец строя. Кто-то что-то сказал соседу. Сиракузский выговор.
