— Допустим, что мы — это Миндар, спартанский командующий в Милете, который узнал, что мы решили отплыть домой. Вспомните, друзья, что в этой толпе наверняка есть его соглядатаи. Они немедленно сообщат ему обо всём, что мы сейчас говорим.
Хладнокровно и разумно Алкивиад поведал о тех возможностях, которые получит враг, как только мы уведём флот. Он сказал, что тот ухватится за эти возможности. Алкивиад обращался к слушателям не как стратег к своим войскам, но как офицер, советующийся со своими коллегами, как государственный деятель в дискуссии перед ekklesia.
Эгейское море останется беззащитным. Спартанцы захватят Геллеспонт, а с ним отрежут все пути для зерна, поступающего в Афины. Враг удерживает города Лампсак и Кизик. Византий перешёл на его сторону. Спартанцы завоюют Ионию и захватят все стратегически важные пункты в проливе. И мы должны будем немедленно покинуть дом — просто для того, чтобы сохранить то, что мы только что завоевали. Что же будет ожидать нас по возвращении сюда? Не тот враг, что сегодня, на море, где у нас имеется преимущество; но тот, что окопается на суше. Нам придётся выбивать спартанцев из их укреплений. Алкивиад спросил, готовы ли они сражаться со спартанцами на суше при возвращении сюда. Кстати, где же мы сможем высадиться? Первое, что захватит враг, будет Самос. Эти самые камни, на которых мы сейчас стоим.
Затем он обрисовал самые разрушительные последствия ухода. Как отреагируют персы? Как перс, наш благодетель, от которого все мы зависим, ответит на этот неожиданный уход? Будет ли он считать нас надёжными союзниками, которым он может доверять? Тиссаферн расправится с нами, как орёл с гадюкой, и вновь пойдёт на союз со Спартой. Он вынужден будет это сделать — хотя бы из страха перед её новой мощью, больше не сдерживаемой нами. Просто из страха, что Спарта может напасть на Персию и свергнуть его, Тиссаферна.
— Помните об этом, братья. Афины будут нашими, как только мы решим вернуть их. Но Афины — это не кирпичи и камни и даже не сама земля. Афины — это мы. Вот что такое Афины. Враг находится там, — он жестом показал на восток и юг, где располагались оккупированные города Ионии и оплот спартанцев в Милете. — Я пришёл, чтобы сразиться со спартанцами и пелопоннесцами, а не с моим народом. И клянусь богами, я и вас заставлю сражаться с ними!
Ропот раскаяния пронёсся по толпе, которая наконец осознала не только собственную глупость в противоположность здравому смыслу своего нового командира, но и способность Алкивиада отвлечь войска от пути, ведущего к катастрофе. Уже в первый час своего возвращения он сохранил государство. Более того, люди теперь увидели та кую железную хватку, которая продемонстрировала им: Алкивиад способен справиться с ними в одиночку. Никто другой не посмел бы этого сделать. Обстановка изменилась, когда люди наконец опомнились, почувствовав уверенность своего лидера и ту тонкую грань, что отделяла их от крушения.
— Но если ваши сердца настроились уходить, братья, то плывите домой сейчас. Однако сначала взгляните туда, на ту часть волнолома, которую самосцы называют Крюком. Ибо я поставлю свой корабль в том самом месте и, клянусь Никой и Афиной Защитницей, ударю, как гром, по первому же кораблю, который попытается выйти в открытое море! И по следующему — и буду бить и бить, пока вы не убьёте меня на этом самом месте. Корабли обязательно уйдут в Афины, но только через мой труп.
При этих словах поднялся такой шум, что предыдущий не шёл ни в какое сравнение с этим. Сразу же вперёд вышел Фрасибул и распустил собрание, приказав людям вернуться к своим обязанностям, а всем триерархам и навар хам немедленно сообщить обо всём командованию флотом.
Штаб располагался там, где раньше была таможня. Туда набилось полно офицеров. Тут были и хозяева судов, и командующие пехотой, и флотские капитаны. Вновь прибывшие, включая Фрасибула, Фрасилла, Алкивиада и таксиархов, устроились, после некоторого замешательства, в соседнем помещении, на бывшем складе контрабанды (теперь это было хранилище для запасных мачт, парусов, колец для корабельных корпусов, навесных и деревянных механизмов). Несколько командиров были заняты разговором•. о неотложных делах. Протомах требовал немедленной выплаты жалованья — люди и так уже совершенно деморализованы. Лисий говорил, что следует продолжать учения. Эрасинид говорил о кораблях и их годности или негодности для плавания. Другие шумно требовали выхода в море. Казалось, это никогда не кончится. И каждый требовал своего настойчивей соседа. Алкивиад переступил с ноги на ногу, так, чтобы люди заметили. Гвалт сразу прекратился. Офицеры замолчали все как один и невольно повернулись в сторону того, кто считался лишь третьим в тройственном союзе командиров, а теперь был признан верховным командующим.
— Я согласен со всем, что здесь говорилось. Флот нуждается во многом, и неотложно. Однако есть одно, первоочередное, и это мы должны дать людям обязательно.
Алкивиад сделал паузу, как поэт или актёр на сцене, своим молчанием заставляя слушать ещё более внимательно.
— Мы должны добыть победу.
Книга шестая ПОБЕДА НА МОРЕГлава XXIX
КОГДА СТАЛКИВАЮТСЯ НЕОБХОДИМОСТЬ И СВОБОДА ВОЛИ
Когда боковые экраны подняты, не так-то просто заглянуть через нос мчащегося во весь опор военного корабля. Брызги летят через передний концевой отсек. Кронбалки окунаются в море при каждом нырке. Судно кренится до самой воды. Его дифферент настолько рискован, что на палубного матроса, переместившегося даже на шаг, обрушиваются проклятья, потому что это дестабилизирует весь корабль. Гребцы развёрнуты спиной к носу — они тоже ничего не видят. Гребцы верхнего яруса смотрят на палубных матросов, стремясь избежать столкновения с другим кораблём на траверзе, когда наш ныряет в волны.
В Кизике флагманом Алкивиада стала «Антиопа» — это случилось после того, как «Решительный» затонул у Тея. Гребец с верхнего яруса рядом со мной был из Ахарн. Его прозвали Древесный Уголь. Я знал его по Lenaea — зимнему празднику Диониса, где он участвовал в хоре. Тогда мы были мальчишками. Это был известный гурман. Он учил меня готовить угря на угольках. Корабль мчался к береговой полосе под названием Плантации. Два десятка спартанских трирем принесло туда при бегстве. Их эпибаты — солдаты морской пехоты и моряки, свыше восьми тысяч человек, спешили вытащить суда на берег и переправить их за защиту бастиона. Как раз в этот момент «Антиопа» во главе двух эскадр по шестнадцать кораблей в каждой обрушилась на них. Такой деликатес нельзя испортить излишне острой приправой, заметил Древесный Уголь, выбирая весло. Обыкновенный базилик и маринад на масле подчеркнут свойственную мясу нежность. Именно так он и сказал: «свойственную». Теперь мы находились среди волнорезов. Морские пехотинцы на палубе с колен бросали липкие от соли копья, собранные с поверхности моря после сражения.
