Вместо «Шилялиса» купили южнокорейскую магнитолу и кучу батареек к ней, кофейный сервиз на пять персон, несколько пачек немецкого молотого кофе, головку голландскою сыра в красном воске, упаковку консервированной сладкой кукурузы, дюжину банок с китайскими сосисками, три палки финской салями, десять пачек итальянских спагетти, пять банок греческих маслин, десять плиток австрийского орехового шоколада, семь упаковок немецкого фруктового йогурта, семь связок боливийских бананов и буханку бородинского хлеба. Потом добавили к этому две бутылки полусухого «Спуманте», бутылку ликера «Киви», баллончик взбитых сливок, кетчуп, десять коробок «геркулеса» для Дельфа. Остальной провиант для похода, газовые баллоны и запас соляра для дизеля решили заготовить завтра.
Карину охватил гнездостроительный восторг, и он передался и Еремееву.
Последнее, о чем они вспомнили весьма кстати, были соль, спички и свечи. Так что ужин состоялся при свечах. Но сначала Еремеев запустил дизелек и увел яхту в сторону бухты Радости, где встал на якорь метрах в десяти от бездомного, слегка заболоченного берега.
Заливались и щелкали ошалелые майские соловьи, поплескивала в борт волна от проносившихся мимо «ракет»; Карина стелила в носовом кубрике постель – одну на двоих, а Еремеев открывал банки со сладкой кукурузой и маслинами, резал сыр и зажигал свечи на столике посреди салона.
– Что, будем разбивать шампанское о борт? – спросила Карина, выходя из овальной дверцы.
– Необязательно.
Они выбрались в кокпит, Еремеев пальнул пробкой в сторону берега, и обильная пена оросила палубу, рундуки и румпель.
– За что пьем, опять за дверь?
– На сей раз, – задумался на секунду Олег, – за новый зал ожидания, в который мы только что вошли.
– У тебя тосты какие-то вокзальные. Нет, чтобы за прекрасных дам.
– А можно тост-поцелуй?
– Как это?
– А вот так.
Они стали пить из одного бокала, соприкасаясь губами, и последний глоток шампанского сам собой перешел в поцелуй. Соловьиный поцелуй…
Они раздевались под музыку Джеймса Ласта. Световой люк лил на новые простыни зеленые сумерки почти что белой ночи. Яхта слегка покачивалась то ли от волн проходящих в стороне теплоходов, то ли от порывистых движений Карины… Ее приподнятые раскинутые ноги походили на белые крылья большой бабочки, которая отчаянно пыталась взлететь…
Потом он приоткрыл люк, и в каюту снова ворвались соловьиные трели…
– Ну что, в Венеции было лучше?
Она откликнулась не сразу.
– Там все было по-другому… Это нельзя сравнивать…
– Ну, конечно, где уж нам…
– Нет, не в этом дело! Небо другое, звезды другие, море другое, другой язык, другая музыка… Но здесь как-то спокойнее. Вот веришь, я впервые за последний год по-настоящему расслабилась… Нет, не то слово! Ну, как будто камень с души спал. Страшный был камень. Он и в Езоло давил… И вот – ничего. Я как на острове. Сюда никто не доберется…
Она тревожно привстала на локте:
– Нам нужно уплывать и как можно быстрее! Они сказали, что из-под земли тебя достанут. Они все могут! У них все схвачено.
– Но я же не передал дело в ФСК…
– Да плевать им на ФСК! Ты порошок им не вернул. Знаешь, сколько он стоит? Десять таких яхт можно купить с яхт-клубом в придачу.
– Не так уж много его и было.
– Да ты знаешь, ЧТО это такое?
– Знаю, арча.
– Сам ты арча! Это же… Это… – осеклась Карина.
– Ну, говори, говори… – зарылся он лицом в завесу ее волос.
– Это бетапротеин.
– Ну и что? Я думал – наркотик.
– Один грамм бетапротеина стоит на мировом рынке дороже золота – семьсот тысяч долларов.
– Да там и было каких-то десять граммов.
– На семь миллионов долларов там было.
– А я в свой унитаз высыпал.
– Ну и поздравляю. Лучше бы ты его из чистого золота отлил.
– Да что это за штука такая? С чем его едят?
Карина рывком высвободила волосы, села, обхватив колени.
– Я не знаю, для чего нужен этот препарат, но его добывают из человеческого мозга. И только из человеческого! Ты меня понял? – почти закричала она.
– Понял. Все понял. Только успокойся. И забудь про все, про свою фирму, про этот альфа-бета-гамма-глобулин… Ничего этого больше нет. Мы вышли из игры. Мы оставили их с носом. Завтра-послезавтра нас здесь не будет. Ну, скажи, может им такое в башку прийти, что мы с тобой уплыли от них на белом катере к едреной матери?! Скажи?
– Думаю, нет…
– Ну вот, видишь! Товарищ, мы едем да-але-око, подальше от этой Москвы! – дурашливо пропел Еремеев и потянулся за недопитым шампанским.
– Я хочу в душ! – Карина с трудом втиснулась в кабинку, оклеенную пластиком под голубую плитку. Горячая вода шла только при работе дизеля, нагреваясь в системе охлаждения, и Еремеев нагишом вылез в салон включать двигатель. Шестицилиндровый «вольво» легко запустился от танкового аккумулятора, стоявшего под деревянным трапиком. Карина блаженно взвыла, когда первые горячие струйки пробежали по спине. Но взвыли где-то еще, совсем рядом – на берегу. Еремеев вылез в кокпит и увидел голую девушку, за которой гнались трое парней. Судя по шашлычному костерку и стоявшей поодаль красной «Ниве», они привезли ее на пикник. На «пихник» – по жаргону подонков. Жертва с воплем о помощи вбежала в воду и поплыла к яхте.
– Помогите! Помо… – захлебывалась девушка в фонтанах брызг, взбивая их бешено, но бестолково работающими руками. Один из парней, самый рослый, слегка замешкался, сбрасывая джинсы, но через несколько секунд кинулся в воду. Он плыл быстрыми саженками и конечно же настиг бы добычу, если бы Еремеев не протянул руку девушке и не втащил бы ее по кормовому срезу в кокпит. В пьяном угаре, в азарте погони рыжий детина вскарабкался было тоже, ухватившись за неспущенный трап, но Еремеев почти что каратистским ударом ноги сбросил его в воду. Под яростные матюки за бортом он включил муфту гребного вала, и яхта медленно двинулась прочь, волоча невыбранный якорь.
– Правь от берега! – сунул он румпель в руки трясущейся от холода и страха беглянки, а сам пробежал на нос к якорному тросу. Не успел он выбрать и двух метров, как над головой жар-птицей шорхнула красная ракета, ударилась о воду, разбившись на сотни огненных брызг. Палили с берега из ракетницы с пьяной дури и от бессильной ярости, стараясь попасть в борт уходящей яхты. Еремеев не стал втаскивать якорь, а как только он оторвался от грунта, быстро намотал трос на бронзовые кнехточки и кинулся в кокпит, радуясь еще одному промаху.
– Марш вниз! – крикнул он девчонке, и та, сверкнув мокрыми ягодицами, нырнула в салон. Навстречу ей вышла из душа изумленная Карина.
