– Ой, я бы с радостью. Но у меня еще два экзамена…
– Досдашь осенью, – посоветовал Еремеев.
– Степухи лишат.
– Сколько вам платят? В пересчете на баксы?
– Ну… Где-то… Почти девять долларов в месяц.
Еремеев достал из бумажника бледно-зеленую купюру с портретом Франклина.
– Вот тебе франк. Считай, что у тебя теперь именная стипендия до зимней сессии.
– Как это? Шутите, что ли? Так не бывает…
– Бывает. Именная стипендия имени Франклина. Вместо Ленинской… А может, мне свою учредить – имени капитана Еремеева. Звучит?
– Ага, – подтвердила Карина. – Для особо одаренных студенток.
– И студентов тоже. Скажем, юридических вузов или вообще – гуманитарных факультетов.
Карина насмешливо пропела:
Его превосходительство
Любило певчих птиц.
И брал под покровительство
Хорошеньких девиц.
Лена вспыхнула, отодвинула деньги.
– Не надо. Я как-то без спонсоров обходилась…
– Да ну! – всплеснула руками Карина. – Поделись опытом.
– Стоп, девочки, стоп! – вмешался в разгорающуюся пикировку Еремеев. – Предлагаю контракт. Ты готовить умеешь?
– Ну, немного…
– Экипажу яхты «Санта-Марина» на весенне-летнюю навигацию требуется кок. Кокша. Оклад – полста долларей в месяц. Жилплощадь предоставляется. Бесплатный проезд водными путями до Ульяновска и далее. Условия подходят?
– Нет, правда, я готовить умею. Я у нас в общаге… Ко мне девчонки всегда приходят, когда я чего-нибудь стряпаю. Меня мама учила. Пирожки с капустой могу… Она меня даже бананы научила делать.
– Это что, пирожные такие? – спросила Карина. – Вроде «картошки»?
– Нет. По вкусу не отличишь – самые настоящие бананы и даже еще вкуснее. Мама их делает из пареной тыквы. Не смейтесь только. Я когда маленькой была, все время просила ее бананов купить. А денег не было. Так она тыкву нарезала колбасками и парила с сахаром. Ну, не отличишь! Я вам сделаю!
На том и порешили. Спать улеглись на прежних местах. Лена на диванчике в салоне, Еремеев с Кариной в носовой каюте. Он обнял ее, нашел губы, сладкие от «Птичьего молока» и ликера.
– Если хочешь с ней переспать, – шепнула она, – я совсем не против.
– А если не хочу?
– Тогда я с ней лягу.
– Ты что – розовая?
– Разноцветная.
– Бедная Ленка, попала из огня да в полымя.
– Ленка-раздвинь коленки.
– Ты не хочешь, чтобы она шла с нами?
– Насчет кухарки ты здорово придумал.
– Но ты же не будешь всем этим заниматься?
– Нет конечно. Хотя готовить я тоже умею.
– Может, и с тобой контракт заключить?
– Ага. Только на должность заместителя капитана по сексуальной части.
– Боюсь, тебя не устроит оклад.
– А я на полставки. По совместительству. А вообще-то я против нее ничего не имею. С вами, совками, с ума от скуки сойдешь. Как заведете про политику, уши в трубочку сворачиваются.
– Ты ведь в Гродно родилась?
– Да.
– А с Леоном где познакомилась?
– На курсах иностранных языков… Он в этой фирме кем-то вроде начальника службы безопасности. Деньги нужны были очень. Вот и стала зарабатывать. Мои старики за год столько не получали, сколько я за месяц огребала…
– А зачем тебе столько денег?
– На дурацкие вопросы не отвечаю.
– Честно говоря, я был уверен, что эти тридцать тысяч я с Гербария слупил. А получается – с тебя.
– С меня. Лео сказал, что сейчас у них налички нет, в понедельник возместят, срочно сними со счета… Я и сняла. А они…
– Ладно, не переживай! Главное – жива-здорова осталась. А деньги… Яхту в Крыму загоним, выручку разделим.
– Не надо ее продавать. Она мне нравится.
– Ну, тогда переименуем ее в «Санта-Карину» и считай, что наполовину она твоя.
– На какую половину?
– Все, что по левому борту – все твое. А моя – по правому.
– Почему это мне левая половина?
– Потому что на ней камбуз, плитка, мойка…
– Ах, ты какой хитрый…
– Зато у тебя еще душ и санузел. Можешь открыть платный туалет.
– Ну, хорошо. Тогда перелезай на свою половину.
– Как же это я через тебя полезу?
– А вот так!
Она обхватила его и… яхта тихо закачалась при полном ночном безветрии.
* * *
Утром, оставив девушек хозяйничать на «Санта-Марине», Еремеев отправился в Москву на попутных «жигулях».
В ветлечебнице врач попросил еще одни сутки для полной гарантии. Дельф уже поднимал голову, и Еремеев даже слегка пободался с его широколобой шерстистой башкой, как это они всегда делали в знак особой приязни, ласково порычал ему в обрезанное ухо, размял шершавые пальцы на лапах и скормил плитку гематогена, купленного в ближайшей аптеке. Пес нежно покусывал саблезубыми клыками еремеевские пальцы, благодарно лизал руку. Глядя на его страшноватую черную пасть, он подумал, что для человека есть немало лестного в дружбе с огромным сильным зверем, ведь вот же натуральный волк, волчара, волкодав: сомкнет челюсти – и нет руки, а нежничает, как теленок-ребенок, и предан, как никто на свете.
– Подожди еще немного, Дельфик, завтра будешь лежать на солнышке и смотреть на зеленые берега. Рыбы тебе наварю, мойвы любимой. На свежем воздухе враз оклемаешься.
Когда он уходил, Дельф рванулся вслед и застонал, заскулил от боли…
Дел было еще много. Еремеев безжалостно рвал все нити с городом, в котором родился, вырос, возмужал. Теперь это было чужое, плохо узнаваемое, опасное скопище жилых коробок, людей, машин и собак – грозящее его жизни со всех сторон.
Он заехал на бывшую службу, покончил со всеми формальностями, раздал долги всем, у кого когда-то что-то занимал до получки, вернул в сейф электрошокер Вантуза, устроил в обеденный перерыв небольшую отвальную для друзей и, погрузив во все те же нанятые с утра «жигули» три коробки с книгами – фирма «Орбис» не подвела, вывезла из квартиры все тома в целости и сохранности, – отбыл на Мясницкую в регистрационную комиссию маломерного флота.
Переоформив яхту на себя, он отправился в посольство Украины хлопотать о разрешении захода в территориальные воды и порты Крыма. Затем вернулся на Преображенку и прописался, на всякий случай, в милицейском общежитии. Съездил в Сокольники, купил в фирменном «Зените» бинокль, прибор ночного видения, две мини-рации и немецкий фотоаппарат, чувствуя, как кружится голова от столь дорогих и вожделенных покупок. Наконец, зашел в Вознесенский храм и договорился с батюшкой об освящении яхты. Гонорар был довольно высок, и отец Симеон, уложив в портфель кадило, бутыль со святой водой, чашу и другие ритуальные вещи, без промедлений отправился с ним в Долгопрудный.
