Смертельный страх охватил беглянку, когда она увидела, что дворик замкнут – в нем ни одного прохода. Она нашла в себе силы вбежать в подъезд и взлететь по черной лестнице на самый верх – на чердачную площадку. Вжавшись спиной в стену, она слышала сквозь бурное свое дыхание, как ворвались в подъезд преследователи, как поднимаются они по лестнице, как скрежещут песчинки под подковами их сапог… И тогда фрейлейн Хайнрот достала «браунинг», ткнула ледяное дульце чуть выше уха, закрыла глаза, шепнула: «Господи!» – и рванула собачку…
Пистолет упал к ногам того, кто поднимался первым. Он подобрал оружие, понюхал зачем-то ствол, покачал головой:
– Ну и дела!.. – Потом коротко распорядился: – Жевлынев, беги в комендатуру!.. Я тут посторожу… Это надо ж… Такая молодая… – вздохнул капитан Цыбуцыкин и снял замызганную фуражку.
Глава шестнадцатая. Не стреляйте! У меня важное сообщение
Ролики визжали и грохотали. Еремеев, судорожно вцепившись в скобу, ждал самого худшего – удара в темноте о что-нибудь острое или срыва с монорельса на всем лету… Но уклон кончался, и Орест с облегчением почувствовал, как колесики над головой стали замедлять бег. А вскоре снова пришлось привстать и помочь тележке руками.
Он так и не понял, что случилось раньше: грянуло из темноты короткое «halt!», а потом ударил в глаза яркий фонарь, или сначала его ослепили и уж затем приказали остановиться. Главное, что внутренне он был готов и к тому, и к другому.
Ролики взвизгнули в последний раз, скоба остановилась.
– Nicht schiessen, ich habe eine wichtige Meldung! (Не стреляйте! У меня есть важное сообщение) – крикнул Еремеев.
В ответ коротко хохотнули. Наверное, это и в самом деле было смешно: ждать важных новостей от голого человека, висящего по-обезьяньи на какой-то ржавой закорюке. Хорош гонец! Однако смех убил страх, отвел угрозу скороспешной пальбы.
– Wer bist du? (Кто там?) – спросили из темноты.
– Я Хильмар Лозовски, – по-немецки ответил Орест слепящему фонарю. – Фольксдойче из Варшавы… Меня провела сюда фрейлейн Хайнрот. Дита Хайнрот.
Фонарь погас.
– Gut, vorwarts! (Хорошо, вперед!)
Еремеев сделал несколько шагов в вязкую темноту. Возникло вдруг премерзкое ощущение, что его сейчас ударят ножом. Орест втянул живот и свел плечи. Но его никто не ударил.
Владелец фонаря зашел Оресту за спину, кто-то зашагал впереди, и Еремеев, прихрамывая на пораненную ногу, двинулся на звук удаляющихся шагов. Его конвоиры хорошо знали дорогу и, щадя батарейки, включали фонарь только на развилках и поворотах. В эти вспышки-мгновения перед глазами Ореста маячила широкая спина, обтянутая морской капковой курткой.
Минут через десять они наконец остановились. Послышался металлический скрежет запоров, легкие удары в полое железо, тягучий скрип массивной двери; все трое перелезли через высокий порог и очутились, должно быть, в тамбуре, потому что лязгнула еще одна дверь, и из-за нее разлился по стенам блеклый искусственный свет. На некогда белой медицинской кушетке лежал под одеялом грузный человек с криво вздернутой верхней губой. Орест узнал в нем того мужчину, которого Дита привела утром в кирху. Еремеев сказал ему «гутен таг», кривогубый изумленно вытаращился и спустил ноги с кушетки. Наверное, он был здесь самым главным – уж не Вишну ли? – потому что один из «вервольфов» довольно почтительно объяснил ему, где и как был задержан этот странный тип, называющий себя польским фольксдойче. Орест плохо слушал; у подножия кушетки сияла раскаленная проволока, навитая на кусок керамической трубы. Он присел к рефлектору и на все вопросы отвечал сидя, купаясь в блаженном тепле. Пусть убьют, но дадут сначала согреться.
Да, он Хильмар Лозовски, действительно польский фольксдойче, рассказывал Еремеев свою историю, придуманную наскоро в бетонной трубе. Мать немка, отец поляк. До войны жил в Брест-Литовске. С приходом Советов семья перебралась в Варшаву. Служил полицаем в сельской управе. В Альтхафен прибыл в конце войны вместе с эшелоном других фольксдойче, спасавшихся от большевистских войск. Промышляет перекупкой вещей и торговлей на шварцмаркте. Скупал кое-что и из дома пастора: подсвечники, восточные статуэтки… Познакомился с фрейлейн Хайнрот. Стал ухаживать. Дита согласилась выйти за него замуж. Но тут на рынке его опознал кто-то из бывших партизан. Пришлось скрываться. Вчера целые сутки просидел в комнате невесты. Дита вернулась только под утро. В половине девятого во двор въехал военный мотоцикл, и в нижнюю дверь застучали. Они спустились в кирху. Дита открыла сифонный вход и велела передать господину Вишну, что храм находится под наблюдением и что пользоваться склепом доктора Артензиуса нельзя.
Орест замолчал и придвинулся поближе к рефлектору. Он согрелся, но его сотрясала нервная дрожь, которая, по счастью, легко выдавалась за простудный озноб. Поверят или нет? Вроде бы все складно. Хорошо, конечно, что его явный славянский выговор теперь как-то объяснен. А если кто-нибудь знает польский? Или вдруг начнут спрашивать фамилии должностных лиц, подробности отношений с Дитой? Засыпаться можно было на любом пустяке из той же прифронтовой жизни Альтхафена… Сжавшись, Еремеев ждал вопросов.
– Что скажешь, старина Вишну? – спросил тот, кого Орест принял за главаря «вервольфов».
Вопрос был обращен к человеку в черной капковой куртке. Он как вошел, так и стоял в дверях за еремеевской спиной, и Орест поспешно обернулся. Затененный взгляд глубоко посаженных глаз, высокий лоб, темно-русый зачес показались знакомыми. Карл Хорст! Фото в книге! Юный фенрих с саперными эмблемами! Жених фрейлейн Хайнрот! Влип! Это конец! Да он теперь из одной только ревности придумает самые изощренные пытки. Дернуло же за язык!.. Пока не поздно, пока он не снял автомат, ударить головой в живот и выскочить в коридор. Орест напрягся для прыжка.
– Я вспомнил, – сказал Хорст-Вишну, растягивая слова, – Дита мне говорила про этого парня… да-да, Хильмар Лозовски… На него вполне можно положиться.
Напружиненные мышцы враз обмякли, и Еремеев чуть не ткнулся голым локтем в рефлектор.
– Отто, – обратился Вишну к долговязому спутнику, – найди Хильмару свитер и комбинезон. Кажется, там остались ботинки Клауса… Экипируй парня.
Долговязый престранно усмехнулся, дернул щекой и отправился выполнять приказание.
Орест подумал, что, перекрыв сифонный ход в кирхе, он заставил вишнуитов раскрыть новый лаз, может быть, даже тот, что ведет из фонтанного колодца во двор комендатуры.
Часть третья. Черные тайны белого домика
«Темные не дремлют. Они сохраняют гораздо большее соединение со своей Иерархией, нежели так называемые воины Света. Темные знают, что их единственное спасение Тьма, но светляки много блуждают, много рассуждают и мало любят свою Иерархию».
Агни Йога. Мир огненный
Глава первая. «Кто бренный мир решил оставить…»
В первых числах августа в Карантинной бухте Севастополя ошвартовалась у пирса частной стоянки крейсерская яхта «Санта-Марина». Первым на берег древнего херсонесского городища выскочил огромный палевый пес-кавказец, за ним вышли две девушки в разноцветных спортивных костюмах, неловко перебрался человек на протезе, и, наконец, сошел худой загорелый капитан в сопровождении невысокого человека с усами и в камуфляжных шортах. Вся живописная пятерка двинулась к полуразрушенному, но действующему храму, поставленному по преданию на месте крещения Владимира Красное Солнышко. Шли ставить свечи в благодарность за благополучное завершение пути.
