Перегудников подчеркнул красным карандашом строчку, в которой говорилось о недоносительстве, о совершении особо тяжких преступлений и о несообщении о пациенте с огнестрельным ранением.
Я продолжила чтение: «Укрывательство преступления, а также приобретение или сбыт предметов, добытых заведомо преступным путем, могут быть признаны соучастием и тогда, когда исполнитель по другим причинам, например в силу систематического их совершения, заранее, то есть до начала преступления, рассчитывал на подобное содействие. В некоторых случаях укрывательство может быть сопряжено с использованием должностным лицом своего служебного положения, с незаконным хранением огнестрельного оружия и т. д. Указанные случаи содержат признаки нескольких преступлений, поэтому виновные должны отвечать за совокупность преступлений».
И в этом фрагменте доктор подчеркнул «использование должностным лицом своего служебного положения». А чуть ниже следовала приписка: «Добиться от главного согласия на явку с повинной, в противном случае пригрозить». Это последнее слово было зачеркнуто, а взамен него написано: «Пообещать, что я сам сделаю это». Видимо, интеллигентность не позволила доктору употребить слово «пригрозить» даже на бумаге.
Но ведь это означает, что Перегудникову стали известны факты о совершении убийства или убийств! А что еще может скрываться за словами об особо тяжких преступлениях? И сообщил ему об этом его бывший пациент. Который мог быть сам замешан в этом преступлении, а мог и не иметь к нему непосредственного отношения. А Владислав Семенович чувствовал себя ответственным за все, что происходит с его пациентами, пусть даже и бывшими. Недаром же им было подчеркнуто, что врач, не сообщивший об огнестрельном ранении, тоже подпадает под статью о недоносительстве. Хотя в данном случае никакого огнестрельного ранения не было, а было, если так можно выразиться, ранение душевное.
Теперь стало многое проясняться. Можно было с известной степенью уверенности говорить о том, что некоторые бывшие больные Перегудникова стали наемными убийцами, а попросту говоря – киллерами. Хотя определение «киллер» в данном случае не совсем подходит, потому что киллер всегда действует в одиночку, а тут имеется группа, ведь не зря же доктор сказал: «они», то есть «они лишают жизни других». Но как бы то ни было, у него произошла встреча с одним из тех, кто замешан в совершаемых убийствах. Почему, по каким причинам он решил рассказать об этом Перегудникову? Неизвестно. Однако совершенно ясно, что доктор решил, что в его силах положить этому конец, и с этой целью он попробовал добиться от преступников явки с повинной. Точнее, от руководителя этой группы, ведь он написал: «добиться от главного». Получается, что Перегудников знает этого самого «главного»? Выходит, так. И вполне возможно, что доктор тоже его в свое время лечил.
Теперь надо выяснить, когда у Перегудникова вдруг резко изменилось настроение. Ну вот был он, как всегда, спокойный, уравновешенный, а потом стал подавленным. Когда это произошло и с каким предположительно событием могло быть связано?
– Тамара Семеновна, а вы можете сказать, когда у вашего брата впервые проявилась подавленность? А главное, с чем это было связано? Может быть, произошло что-то в поселке? Ну, например, кто-то родился или, наоборот, умер. У кого-то из жителей поселка шумно праздновался день рождения, или кто-то нешуточно подрался. Словом, какие-нибудь подобные события. Я не утверждаю, что именно они привели Владислава Семеновича в расстроенные чувства, просто это будет ориентиром для того, чтобы понять, в какой именно день в настроении вашего брата произошла такая перемена. Понятно, что истинная причина такого вот состояния вашего брата кроется в том, что до него дошла неприятная информация о его бывших пациентах. Да что говорить «неприятная». Это были просто убийственные сведения. Но если мы выясним день, то можем определить и то место, где именно это произошло. А уже потом выявить, с кем тогда встречался Владислав Семенович. И наконец, выяснить, кто же сообщил ему эти шокирующие сведения.
– Нет, Женя, – подумав, ответила Алешечкина, – ничего такого, что бы можно было связать с состоянием Владислава, я припомнить не могу. Дело в том, что я же здесь постоянно не живу, а бываю только наездами. Поэтому и в событиях поселка ориентируюсь не очень хорошо. Лучше всего спросить об этом Зинаиду Александровну.
– Давайте так и сделаем, – согласилась я.
Мы вернулись в гостиную.
– Зинаида Александровна, припомните, пожалуйста, когда в первый раз вы заметили, что Владислав Семенович выглядит расстроенным? Можете назвать день? Чтобы вам легче было ответить на этот вопрос, припомните, что в тот день происходило в поселке? Какие такие запоминающиеся события? Может быть, играли свадьбу? Кто-то машину купил или разбил? Или повздорил кто-то с кем-то и очень бурно выяснял отношения? Или еще что-то в этом роде?
– Надо подумать, – сказала домработница.
– Конечно, подумайте.
После некоторого молчания Зинаида Александровна начала рассказывать:
– Ну, мордобоя у нас точно не было, люди все порядочные, привыкли на словах отношения выяснять, а не на кулаках. Машины тоже никто не разбивал, лихачей, которые носятся как угорелые, тоже нет. Вот свадьба… Свадьбы вообще-то не было еще, но помолвка была. Точно, Агафоновы отмечали помолвку старшей дочери. Она вообще-то разведена, сын есть от первого брака. Но вот как-то, будучи в туристической поездке, она познакомилась с одним немцем. И в прошлом году в октябре он приехал в Россию, чтобы познакомиться с родителями Ольги. Потом она поехала к нему в ноябре. После рассказывала, что все было просто прекрасно. Ну, а дальше, на Рождество и Новый год, он пригласил ее приехать с сыном. Оля все боялась, что Кирилл будет чувствовать себя не очень уверенно у него дома и вообще в Германии. Но оказалось, что напрасно она так переживала, потому что их сыновья, Кирилл и двое мальчиков немца от первого брака, прекрасно поладили, хотя Кирилл совсем не знает немецкий язык. Но мальчишки понимали друг друга, общались кое-как на английском. Да, я почему так все подробно рассказываю. Потому что Владислав Семенович тоже принимал участие во всей этой истории. Ведь это к нему поначалу пришла Ольга со своими сомнениями и насчет Кирилла, и насчет себя. Ну, а Владислав Семенович поговорил с ней, наверное, успокоил, и все наладилось. Так вот, когда они решили устроить помолвку…
– Да, кстати, какого числа это произошло? – спросила я.
– Так, сегодня у нас… Это было неделю назад. Точно, в прошлое воскресение. Так вот, все было очень торжественно, цветы, шампанское, еду из ресторана заказали, гостей пригласили. Немец подарил Ольге помолвочное кольцо, очень красивое. А в этот день Владислав Семенович ездил в город к какому-то больному, наверное, а может быть, и не к больному. И когда вернулся сюда, я и заметила, что он какой-то не такой, как всегда. Сначала подумала, что он устал, говорю: «Отдохните, а потом к Агафоновым пойдите, они вас ждут, уже спрашивали, когда вы из города вернетесь». А он и отвечает: «Нет, я не смогу к ним прийти». Я спрашиваю: «Как же так? Вы для них не посторонний человек, у людей радость такая, как же не прийти? Может, – спрашиваю, – вы заболели?» – «Со мной все в порядке, – отвечает, – здоров я». – «Тогда надо будет пойти», – говорю. Ну, а вскоре и Ольга явилась и увела Владислава Семеновича. Побыл он у них какое-то время, правда очень недолго, потом вернулся. Смотрю я на него: такой же расстроенный. Что уж у него в городе приключилось, что его так расстроило?
