– Могу я видеть Николая? – спросила я.
– Можете, – ответил мужчина, – он перед вами.
– Николай, я расследую нападение на Владислава Семеновича Перегудникова, зовут меня Евгения. Где мы можем поговорить?
– Проходите, – сказал Николай и посторонился, пропуская меня.
Из тесной прихожей, заставленной двумя шкафами и детским велосипедом, я прошла в небольшую комнату. Обстановка ее разительно отличалась от того, что я увидела в квартире Константина Разлейникова. Голодранцем Николая назвать было нельзя – все было чисто, аккуратно, хотя и очень скромно. Я села в кресло с немного потертой обивкой, а Николай устроился на диване еще, кажется, советских времен.
– Николай, простите, не знаю вашего отчества, – начала я.
– Геннадьевич, но можно просто по имени, – ответил Клименюк.
– Хорошо. Николай, скажите, вам известно, что на днях на Владислава Семеновича Перегудникова было совершено нападение?
Николай тяжело вздохнул и утвердительно кивнул.
– Николай, расскажите мне, о чем был ваш с ним последний разговор.
– Да так, – неопределенно произнес Клименюк, – поговорили о том о сем.
– Николай, не надо мне лапшу на уши вешать, – резко сказала я. – Владислав Семенович звонил вам и просил узнать, что произошло с Константином и Василием. Затем он пришел к Седлаковскому – руководителю охранного агентства «Илья Муромец», где работают Константин и Василий, и потребовал, чтобы тот пошел в полицию с повинной. А потом на Перегудникова было совершено нападение. И вы мне еще будете говорить, что вели с Владиславом Семеновичем светскую беседу? Ведь вы прямо сказали доктору, что его бывшие пациенты стали киллерами!
– Я такого не говорил, – ответил Николай. – Слово «киллеры» я вообще не произносил.
– Ну, может быть, я и не дословно передала ваш разговор, но смысл-то остается прежним: Константин и Василий занимаются в настоящее время заказными убийствами.
– Послушайте… Евгения, у меня семья, жена и ребенок, – начал Николай.
– Понимаю вас, Николай. Но я веду неофициальное расследование по просьбе сестры доктора. Владислав Семенович сейчас находится в реанимационной палате с круглосуточной охраной. Но вечно его охранять никто не будет. А опасность повторного покушения остается. К тому же практически доподлинно известно, что напал на доктора именно Константин.
Николай при этих словах вскочил с дивана и стал нервно ходить по комнате. На щеках у него заиграли желваки.
– Поймите, Николай, – продолжала я, – мне необходимо знать, что вам рассказал Константин, когда вы с ним разругались. Он что, предлагал и вам стать киллером? Почему вы ему сказали: «Смотри не подавись этими деньгами!»
Николай молчал, только продолжал ходить взад-вперед по комнате.
– Николай, я даю вам слово, что все, что вы мне расскажете про Разлейникова, за пределы вашей квартиры не выйдет, это будет конфиденциальный разговор. Но мне просто необходимо знать, как получилось так, что Разлейников стал убийцей? И кто его посылал убивать? Глава охранного агентства «Илья Муромец» Седлаковский?
– Ладно, вам я расскажу, но письменных показаний я никому давать не буду, я не собираюсь рисковать семьей, – согласился наконец Клименюк и снова сел на диван.
– Я вас слушаю, Николай.
– Так вот… – Он потер руками лицо. – Черт! Никогда бы не подумал, что Костюха сможет руку на доктора поднять. Ведь Владислав Семенович его сдвинутые мозги на место поставил, они у него капитально поехали, когда он вернулся сюда. Там, где он воевал, такое крошево было! Адская рубка! Он на нервной почве так сильно заикаться стал, что двух слов связать не мог. Владислав Семенович его и от заикания избавил.
– А где вы познакомились с Константином? – спросила я.
– Здесь, в Тарасове, в госпитале, – ответил Николай. – Я тоже тут лечился. Так вот, когда Костюха выписался из госпиталя, они сошлись с Татьяной. Но к ней у него не было чувств. Знаете, как говорят: один любит, а другой позволяет себя любить. Так и у них с Таней было. Она его, можно сказать, выходила, столько возилась, когда и уколы надо было ставить, и массаж делать. Ничего не жалела, всю себя отдавала. А он… – Николай махнул рукой. – Да… так вот. Устроил я его в охранное агентство «Содружество», я там работаю. Ходил к руководству, просил принять на работу, характеризовал его положительно со всех сторон. Ну ладно, взяли его. Поначалу все шло вроде бы хорошо. А потом мне стали выговаривать за него. Ты, мол, поручился за человека, а он прогуливает! Ну, я его и вызвал для объяснений. Ты что же, говорю, меня подводишь? Говорят, что ты халтуришь, к своим обязанностям халатно относишься. Тогда он признался, что замутил с одной бабой, медсестрой из госпиталя. Викторией ее зовут. А это такая марамойка, прости господи! Ой, извините…
– Ничего, продолжайте, – произнесла я.
– Я ему тогда сказал, что таких шлюх, как эта Виктория, хоть пруд пруди. Как можно заводить с ней шашни, если у него есть такая душевная женщина, как Татьяна? Ну, а потом эта Вика уволилась из госпиталя, нашла себе мужика и устроилась к нему на фирму. А Костюха тогда вроде одумался, стал нормально работать. И вдруг начальник мне сообщает, что мой протеже, то есть Костька, уволился и перешел на работу в «Илью Муромца». Я подумал, что у него опять с мозгами завихрение началось, ведь наше агентство не в пример «Муромцу» будет. И зарплата «белая», и соцпакет, и отпуска, и больничные, все как положено. Кто же с такого места уходит в здравом уме? Я тогда звякнул ему и сказал пару ласковых слов.
– А он что? – спросила я.
– А что он? Посмеялся только! Сказал, что нашел классное место, что он друзей не забывает и что при случае замолвит за меня словечко. Ну, я его послал куда подальше, сказал, что меня и моя теперешняя работа вполне устраивает. А потом спустя несколько месяцев он мне звонит и в гости к себе приглашает. Я как-то уже и позабыл о том нашем телефонном разговоре, остыл немного. Прихожу к нему, вижу в квартире много дорогих вещей, стол накрыт по высшему разряду: коньяк «Хеннесси», закуска из осетровых рыб, икра, еще какая-то заграничная фигня. Я спрашиваю его: ты наследство, что ли, получил? А он: да, наследство, только не от дяди, а от себя самого. Я говорю: не понял. А он: а ты посмотри на себя, со своим боевым опытом и выучкой ты прозябаешь на каких-то жалких грошах. А ты? – спрашиваю. А я, отвечает он, использую их для собственной пользы. Я обалдел сначала и только потом до меня дошло, чем они там в своем «Муромце» занимаются. Тогда я прямо его спросил: так ты что, киллером, что ли, стал? А он с улыбочкой отвечает, что ни в коем разе, просто разруливает проблемы обеспеченных людей, помогает им, типа. И добавил, что жизнь ему и так задолжала и что теперь он возьмет все сполна, что недополучил в свое время. Да, он всегда хотел красиво жить. А тут он еще стал надо мной насмехаться, что я уродуюсь в своем «Содружестве» и прогибаюсь перед начальством. Я этого, конечно, не стерпел и высказал все, что о нем думаю. Так скандал и разгорелся. А тут и Татьяна домой вернулась. Я скорей за дверь и с тех пор с ним не встречался больше.
