– А что случилось? – спросила я.
– Да в детстве Виктория была более-менее нормальным ребенком. Но это пока она была маленькая. А потом, как подросла, лет в тринадцать от рук совсем отбилась. Стала грубить, курить, материться, начались скандалы, пьяные оргии в подвалах с сомнительными компаниями, из дома исчезала на несколько дней. Максим и говорил с ней, что такая жизнь до добра не доведет, и убеждал по-всякому, но все было бесполезно. Однажды он не выдержал, толкнул ее в комнату и запер там, чтобы она опять не сорвалась на очередную гулянку. Так потом на него напали на улице ребята из этой компании и жестоко избили. После этого он собрал свои вещи и ушел.
– Это каким-то образом повлияло на Викторию? – спросила я.
– Ну, немного она попритихла, – сказала Раиса, – но не надолго. Потом снова взялась за старое, да так, что угодила в тюрьму за драку с применением холодного оружия. Пока она отбывала срок, я собрала все ее вещи и отвезла на квартиру, где жила мама. А мамины вещи перевезла сюда. И вот когда Виктория вышла из колонии и пришла домой, я дала ей ключ и сообщила, где она теперь будет жить.
– А ваша мама, похоже, относится к внучке вполне лояльно, – заметила я.
– Ну, во-первых, как я уже сказала, у нее сейчас с головой плохо, старческая деменция, – объяснила Раиса. – А во-вторых, да, она всегда защищала Викторию, говорила, что я ее неправильно воспитываю. А то, что из-за этой паршивки я лишилась мужа и личной жизни… – Раиса смахнула слезы. – А сколько я провела бессонных ночей, все ждала, что ее компания нагрянет в квартиру и прикончит меня! У меня на нервной почве сотни болячек появились! Я стала настоящей развалиной! Я и так терпела слишком долго. Но до наступления ее совершеннолетия я не могла выставить ее из дома, я бы тогда и дня не прожила, со мной бы расправились в два счета.
– Так, значит, Виктория сейчас живет в квартире вашей мамы?
– По крайней мере, я дала ей от нее ключи. А что уж она дальше сделала с квартирой – сама ли в ней живет, или сдает, или продала, – этого я не знаю. Вообще-то это частный дом, небольшой правда.
– А сама Виктория неужели не пыталась наладить с вами отношения? – спросила я.
– Что вы! Она была очень рада тому, что теперь-то наконец будет жить одна, – ответила Раиса.
– Ладно, – сказала я, вставая со стула, – где находится этот дом?
– На Огородной улице, дом одиннадцать, – произнесла мать Виктории.
Выйдя на улицу, я сначала решила поехать в офис «Ильи Муромца», к Валентину Седлаковскому, но потом подумала, что сейчас важнее всего захватить Викторию.
Дом на Огородной улице стоял за невысоким, покосившимся от времени деревянным забором. Прямо перед калиткой на улице были припаркованы красная «Шкода Фабия» и черный «Опель». Я подошла к калитке, она была не заперта. Я толкнула ее и вошла во двор. Там никого не было. Я, крадучись, осторожно дошла до одноэтажного деревянного дома и, прислонившись к дверному косяку, прислушалась. Заглядывать в окно было рискованно: меня могли обнаружить. До меня донеслись два голоса, мужской и женский.
Совсем как у соседей Константина Разлейникова, подумала я, вспомнив подслушанную мной поневоле разборку супругов.
Однако здесь разговор шел отнюдь не о супружеской измене.
– Ты, Витка, совсем сбрендила! – громко сказал мужской баритон. – Ты чего? Ты чего, я тебя спрашиваю, замочила Ваську и Костьку?
– Эти придурки решили пойти в полицию и признаться, – спокойно ответила женщина, – их, видите ли, совесть замучила!
– Куда теперь трупы девать, идиотка?
– Вывезем, – уверенно произнесла Виктория.
– Вот и вывози! А я в этом не собираюсь участвовать! – отрезал мужчина.
– Ты, Валька, дурак. Куда ты денешься?
– У меня выход теперь только один: писать чистосердечное.
– Так я тебе и позволю это сделать!
– А кто будет спрашивать твоего разрешения? Ты чего это? Убери пушку! Не дури!
Я поняла, что мне пора вмешаться, пока не появился еще один труп. Я вытащила пистолет, рывком рванула на себя дверь и заорала:
– Стоять на своих местах! Полиция! Вы арестованы! Ни с места, я сказала!
Эффектная блондинка лет тридцати с небольшим, в элегантном черном кожаном пиджаке, растерялась только на секунду. Потом она вскинула «ТТ» и выстрелила в Седлаковского – грузного высокого мужчину значительно старше ее. Он схватился за правый бок и начал оседать на пол.
– Виктория! Бросьте оружие! Руки за голову! И не двигаться! – вновь скомандовала я.
Виктория теперь навела пистолет на меня, но я в прыжке выбила «ТТ» из ее руки. Конечно, я не рассчитывала, что Сотникова сдастся просто так, не сопротивляясь. Но то, что она сделала в следующую секунду, стало для меня неожиданностью. Она не попыталась прорваться к входной двери, вместо этого Виктория вдруг оттолкнулась от стола, развернулась и спиной вышибла хлипкую оконную раму, после чего вывалилась во двор. Я кинулась за ней, крикнув Седлаковскому, что вызову ему «Скорую».
Виктория в несколько секунд пересекла двор и кинулась к «Шкоде». Я прицелилась и выстрелила ей в ноги. Выстрел взбудоражил местных собак. Послышался оглушительный лай. Виктория споткнулась, было такое впечатление, что она с размаху на что-то наткнулась. Но она тут же, сильно хромая, побежала дальше. Вот она добежала до своей машины. Взревел мотор, и «Шкода», зашуршав шинами по гравию, стала набирать скорость. А я помчалась к своему «Фольку», я ведь оставила его на приличном расстоянии от дома. Заведя мотор, я погналась за Сотниковой. Ее машина уже скрылась за поворотом. И вдруг я услышала грохот и скрежет. Преодолев оставшиеся метры, я увидела жуткую картину. Слева на обочине стоял асфальтоукладчик. «Фабия» левым боком впечаталась в его большое стальное колесо. Я остановилась, выбежала из «Фольксвагена» и помчалась к машине Виктории. Водительскую дверь «Фабии» заклинило, но открывать ее уже не было никакого смысла: от удара Сотникову выбросило вперед через лобовое стекло. Пролетев несколько метров, Виктория врезалась прямо в нож бульдозера. Дочь киллера была мертва.
Я вызвала «Скорую» для Валентина Седлаковского, а потом позвонила Артуру Кононенко и дала координаты ДТП, пообещав в самое ближайшее время сообщить все подробности. Заехать с отчетом к Тамаре Семеновне я решила завтра, сегодня уже просто не было сил. Я только позвонила Алешечкиной и спросила, каково состояние здоровья Владислава Семеновича. Оказалось, что его уже перевели из реанимационной палаты в обычную, он идет на поправку. Ну и слава богу. Завтра сообщу Тузулайкину, что необходимости в охране доктора уже нет. Скоро, надеюсь, Перегудников окончательно выздоровеет и возвратится к своим пациентам. А я, пожалуй, все-таки поеду в отпуск… Куда именно, решу завтра.
