Казалось, чужие умнеют, будто эта характеристика становится важной для выживания их вида.
Спустя полгода после побега из лаборатории в Лиме Ороне пришлось отдать приказ об атаке на гигантское гнездо в Диего-Суарес, городе на самом севере Мадагаскара. По сути, это было большое скопление маленьких гнезд, соединенных подземными туннелями.
Спустя восемь месяцев после начала войны Орона взял на себя ответственность за ядерное разрушение в Джакарте.
Спустя год заражение Австралии достигло такого уровня, что целый континент закрыли на карантин, полностью ограничив въезд и выезд. Любое морское, воздушное или космическое судно сбивалось лазерными спутниками Охраны околоземного пространства при попытке покинуть континент.
Теперь речь шла уже не об обнаружении и уничтожении ульев тактическими отрядами. Речь шла об установлении периметров и недопущении носителей на чистые территории. Это была полноценная война.
Было объявлено военное положение. Все границы между государствами были временно отменены. К власти пришел Военный Альянс, а гражданские права и свободы были отменены на время конфликта. В людей, предположительно инфицированных эмбрионами чужих, допускалось стрелять на поражение по распоряжению любого военного офицера рангом начиная с полковника и старше. Затем граница опустилась сначала до майоров, а затем до капитанов. А чуть позже – до сержантов. Прошло еще немного времени, и уже любой вооруженный солдат мог легально пристрелить любого человека на свое усмотрение, и даже если впоследствии выяснялось, что убитый не был заражен – что ж, плохо, но всем плевать. Война – тот еще ад, разве не так? На планете же еще остались гражданские, чтобы возродить цивилизацию? Да.
Когда удавалось схватить самца чужого (а это было редкостью), выяснялось, что они понемногу учатся лучше соображать. Самый умный из тех, что удалось поймать, едва дотягивал по уровню интеллекта до среднестатистической собаки. Но одна-единственная королева, которую поймали в ходе битвы, уничтожившей деловой центр Сан-Франциско, по результатам тестирования показала сто семьдесят пять баллов по шкале Ирвина-Шлатлера. Она оказалась умнее, чем большая часть людей, когда-либо живших на Земле.
Кошмары стали реальностью. Все чувства, которые Орона испытывал до этого момента, казались ничтожными по сравнению с той информацией, которая высветилась на экране компьютера. Они и впрямь становятся умными. Слишком умными.
И ответственность за это лежит на людях.
На борту «Бенедикта» выжившие готовились к гиперсну.
Бюллер лежал в своем устройстве, живой и в стабильном состоянии, если верить Блейк. Билли избегала его, но она не могла лечь в капсулу гиперсна, не повидавшись с ним. Им необходимо было поговорить.
Вся нижняя часть его туловища, начиная от груди, была погружена в гипербарический рукав. Верхняя же часть выглядела так же, как прежде. Когда Билли вошла к нему в комнату, он не спал.
– Митч.
– Билли. Я… мне стыдно, что тебе приходится видеть меня таким.
– Да? Что ж, черт возьми, это плохо! А каким я должна была тебя видеть? Пытающимся притворяться живым человеком?
– Прости меня Билли. Ты бы знала, как мне жаль.
– Что я для тебя, Митч? Сбой в твоей программе? – она подошла ближе к нему. Она могла бы дотронуться до него, протяни она руку. Могла бы, но не стала этого делать.
– Нет, – ответил он.
– А что тогда?
– Я должен был признаться. Я хотел, но попросту не мог. Я боялся.
– Боялся?
– Потерять тебя.
Она рассмеялась. Коротко, горько.
– Я не могу ничего с собой поделать, Билли. У меня не было выбора, кем родиться.
– Верно, и ты решил, что будет весело обдурить меня, идиотку, да?
– Нет. Кем бы я ни был, каким бы путем ни появился на свет, но я живу как человек, и я все чувствую, в том числе и боль. И, как выяснилось, любовь.
Билли прикусила губу. Она не хотела этого слышать.
– Я не такой, как ты, – продолжал он. – У меня не было ни матери, ни отца, ни детства, у меня не было жизни до того, как меня сделали колониальным морпехом. Но, появившись на свет, я тоже рос. Я учился. Я стал лучше, чем был. И я испытал любовь. Не знаю, одинаково ли мы с тобой ее ощущаем. Для меня это пустота, которая заполняется лишь тогда, когда ты рядом; это боль и лихорадка, которые мучают меня, когда ты не со мной, и лишь ты одна можешь их унять. Это страсть, которую я испытываю к тебе, это нежность. Я хочу прикоснуться к тебе, хочу обнять тебя. Даже сейчас, когда я жив лишь наполовину.
Он замолчал. Всхлипнул.
«О, Боже. Только не дай ему заплакать, – подумала Билли. – Этого я не вынесу».
– И я предал тебя, – продолжал он. – Но, когда монстр схватил меня и начал рвать на части, боль от его когтей показалась мне ерундой по сравнению с той болью, которая пронзила меня, как только я понял, что ты смотришь на все это. Увидел, как ты смотришь на меня, увидел ненависть в твоих глазах… – он остановился. Отвернул голову.
И Билли поняла, что чувства Митча реальны, кем бы он ни был. Поняла, что любит его так же, как он любит ее, потому что он в точности описал ее собственные чувства.
Которые нисколько не угасли.
– Митч…
– Прошу, Билли. Отключи аппараты. Дай мне умереть.
Она протянула руку и дотронулась до него. Его обнаженное плечо было теплым, кожа – живой, мышцы – твердыми. Он любил ее, в этом она больше не сомневалась. А это многого стоило, кем бы он ни был. Никто никогда не любил ее, после смерти родителей.
– Митч, – сказала она.
Он повернул к ней лицо.
Она наклонилась. И нежно поцеловала его в губы. Почувствовала всю его боль и то, как он обмяк, осознав, что она делает. Он поднял руки и обнял ее.
– О, боже, Билли!
– Тише. Все хорошо. Все хорошо. И все остальное неважно.
Все остальное действительно было неважно. Совершенно неважно.
Шла война, и человечество терпело в ней поражение.
Орона не мог понять, как такое могло произойти. В распоряжении людей были самые современные технологии, бой шел на родной планете людей, у них были все возможные преимущества. Кроме…
Кроме того, что чужие обладали более сильным стремлением к жизни. Они готовы были жертвовать всем ради выживания вида. Среди людей на такое готовы были пойти лишь единицы. Мать отдаст жизнь ради своего дитя, священник встанет в огонь ради спасения своей паствы или во имя Господа, но инстинкт самосохранения у большинства людей слишком силен. В отличие от чужих. Если сохранение одного яйца будет стоить жизни сотни взрослых самцов, они пойдут на это. И они шли на смерть.
Чужие появлялись повсюду, в таких местах, где не выживали даже крысы, они могли оказаться там, где никто и не догадался бы их искать. Под арктическими льдами, в пустынях, в джунглях, на баржах – везде, где было достаточно места для гнезда. Никто не знал точно, сколько их расплодилось, можно было лишь строить догадки. По разным оценкам, численность их популяции составляла от нескольких сотен тысяч до десятков миллионов особей. Частные корабли массово покидали Землю, их было так много, что военные попросту не могли остановить или хотя бы зафиксировать их все. Большинство успевало долететь лишь до Луны или до пояса астероидов, единицам удавалось добраться до отдаленных планет Солнечной системы. Некоторые богачи успели в складчину купить частные межзвездные корабли, пока власти не перекрыли все пути и не объявили подобные сделки вне закона. Тысячам людей удалось сбежать, а на Земле осталось мало мест, где еще можно было спрятаться.
