Трое дезертиров запаниковали, растерялись, и это разочаровало Спирса. Настоящие морпехи должны были бить точными очередями, контролировать секторы огня и пробираться сквозь ряды трутней в безопасное место. Но эти люди оказались слабыми, испугались и потеряли контроль. Их эмоции – их проклятие. Будь трое трутней вооружены так, как эти придурки, дикие чужие к ним даже не прикоснулись бы. Вот какими должны быть настоящие солдаты, без страха и упрека. Без всяких эмоциональных глупостей, которыми отягощены те, кто рожден женщиной. Спирс чувствовал родство с пришельцами. Он произошел из спермы и яйцеклетки, но выношен не в матке живой матери.
Морпех, лежащий у его ног – как там его? Магрудер? – уставился на Спирса.
– Г-г-генерал! Слава богу…
– Ты облажался, сынок. Нассал мимо толчка. Потому что ты слаб. Но вы исполнили свое предназначение. Все немного помогают в общем деле. Камеры записали ваш трусливый побег и то, что вы делали все это время. Именно то, чего не стоило делать. Классический пример плохой тактики, построенный на еще худшей стратегии.
Он повернулся. Два солдата в полном боевом снаряжении встали рядом. Они явно нервничали, и от них воняло страхом. Ненамного лучше, чем эта мразь, лежащая на полу, но, по крайней мере, эти подчинялись приказам. Это было то, с чем ему приходилось иметь дело сейчас.
– Я закончил с ним, – сказал Спирс, указав на Магрудера. – Трутни голодны. Принесите им ужин.
– Нет! – закричал Магрудер. – Вы не можете так поступить! Пожалуйста! – он изо всех сил пытался подняться.
Один из охранников открыл дверь. Чужие почти прорвались в соседнее помещение, стены дрожали под их ударами.
– Пожалуйста! Пожааааааалуйста!
Два морпеха толкали Магрудера к двери. Он вытянул ноги и руки, стараясь сопротивляться. Схватился за косяк. Страх придал ему сил, и солдаты не могли его сдвинуть.
Спирс ударил сапогом по пальцам дезертира, плюща их. Магрудер заорал, отпустил дверь и соскользнул в помещение с монстрами. Дверь с шумом захлопнулась.
Через пластиковый иллюминатор Спирс видел, как трутни сломали стену и ворвались в комнату. Голос Магрудера проникал через закрытую дверь. Морпех попытался ударить первого чужого, чтобы скинуть его с себя, но это был напрасный труд.
Спирс обернулся.
– Уходим, – сказал он. – Мы здесь закончили.
Двое морпехов мгновенно повиновались. Это заставило Спирса улыбнуться в очередной раз. Небольшой пример чудесно помогал держать солдат в повиновении.
«Да, сэр. А как же иначе?..»
12
Пауэлл стремительно расхаживал взад-вперед по грузовому отсеку; резкие движения выдавали нервозность майора.
– Здесь находилось сто шестьдесят восемь гражданских, – сказал он. – Мужчины, женщины, дети. Спирс отдал их чужим. Воздух вырабатывается в автоматическом режиме, так что люди оказались лишними.
Уилкс стоял, сжав кулаки.
Пауэлл перестал ходить, повернулся и столкнулся с капралом.
– Вы позволили ему сделать это.
– Я не убийца, – в очередной раз произнес Пауэлл. – Даже если речь о Спирсе.
– И все же я видел, как вы потянулись к пистолету, когда появились здесь, – напомнил Уилкс.
– Но не достал его. Достал бы, возможно, если бы я действительно думал, что моя собственная жизнь в опасности.
– А вы не думаете, что так и есть? Какого черта вам нужно? Официального объявления войны?
Пауэлл помялся какое-то мгновение.
– Послушайте, – сказал он. – Я поступил на службу, чтобы выполнить долг перед своей планетой. Я учился на священника в то время. Планировал закончить обучение и стать священником. Не вышло. Меня призвали. Так я оказался здесь. Мне претит то, чем занимается Спирс, но на пути к свету не стоит добавлять тьмы.
Уилкс уставился на майора. Он встречал таких парней, как Пауэлл. Военным пришлось призвать некоторое количество медиков и служителей церкви. Сначала их призывали именно в связи с их обычно мирным родом занятий. Если тебя ранят в бою, надо чтобы кто-то тебя заштопал – и в армии появились хирурги; если же душа твоя обожжена, нужен тот, кто успокоит тебя, хотя сам Уилкс считал, что от всех этих психологов и святых отцов нет никакой пользы. Они необходимы, но когда вокруг все полыхает и к тому же стреляют, иметь рядом такого товарища совсем не хочется. Когда твоя собственная задница на линии огня, нет никакой охоты отвечать за кого-то еще. И это еще не все – Уилкс видел медиков, которые были готовы с улыбкой вырезать твое сердце, и представителей отдельных религий, которые были способны весело сжечь заполненный детьми стадион, если бы решили, что это то, чего хочет их божество. Однако Пауэлл был не из таких.
И в данной ситуации это было плохой новостью.
Так что же хочет этот человек? Почему он рассказывает Уилксу все это?
Внезапно Уилкса осенило. Пауэлл был одним из тех, кто покупает мясо на рынке или предпочитает думать, что это всего лишь соевый протеин, и ест его. Он не был охотником, но не отказывал себе в наслаждении вкусом мяса, после того, как оно было тщательно обработано и упаковано. После того, как животное выпотрошено и обескровлено. Он бы съел его, но не стал бы охотиться и убивать.
И он был способен узнать охотника с первого взгляда.
Уилкс кивнул сам себе. Ладно, с этим можно жить. Он привык сам делать грязную работу.
Эта королева выглядела просто гигантской, гораздо крупней других. Природная сила, непреодолимая, неотразимая, словно из древних мифов. Она была разрушительницей миров, поедательницей душ, даже думать о сопротивлении ей было безумием.
Тяжелое тело королевы поблескивало, четыре ряда внутренних челюстей то и дело открывались и выскакивали, как черт из китайской табакерки, готовые сожрать все что угодно, начиная от мыши и заканчивая слоном. Но ее не интересовали ни мыши, ни слоны, ей была нужна другая добыча. Она хотела…
Билли повернулась, собираясь убежать, но ее ноги увязли в полу. Она боролась, но едва могла передвигаться, как будто была обута в свинцовые сапоги и шла по дну глубокого бассейна, наполненного густым сиропом.
Она кричала, пыталась убежать, но безнадежно. Запах приближающейся королевы, острый и горький, напоминающий вонь жженой пластмассы, волнами накрывал Билли. Потом она почувствовала зловоние гниющего в течение многих лет тела в каком-то мертвом и безрыбном море; темноватый гной с кроваво-красной пеной готов был обрушиться на…
– Не бойся, – сказала королева. Ее голос был успокаивающим, словно мелодия из детства, – таким тоном мать успокаивает испуганного ребенка. – Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты нужна мне.
– Нет! – завопила Билли. Она уже слышала это раньше. Она знала, что это была ложь. Она еще пыталась бороться, словно застывающая в янтаре доисторическая мушка, ожидающая грозной руки смерти, обреченное насекомое в преддверии Вечности, готовой ее задушить.
