– Мне было стыдно, – он все еще смотрел на меня. – Фотографии, на которых я в наручниках, убрали из результатов поиска. Это как быть гражданином второго сорта. Люди меня боялись. И не хотели, чтобы их со мной видели. Это бывает только с другими, понимаешь? С теми, кто поступает плохо. И вот – таким оказался я. Думал уехать куда-нибудь подальше, но Дэйви…
– Не могу себе представить.
Я и правда не могла. Как не могла и представить, что я не рассказала бы ему. Вот он стоит у меня в кухне, полностью в моем мире, и во мне – его ребенок. Но я не имела доступа к его жизни. Ничего не знала. Он сознательно меня исключил, при этом знал, как мне будет больно.
– Вот откуда ипохондрия. Никто мне там не помогал. У меня были кровотечения из носа, и всем было плевать, хотя продолжались они часами. Вероятно, это был стресс, но если ты не подыхаешь, то всем плевать. Ты там сам по себе.
Я кивнула. Это мне было понятно. Тревога о здоровье почти всегда возникает после травматического события, когда кажется, что на карту поставлено все, и ты остаешься один на один с этой ситуацией.
– Все смотрели телевизор, а я на часы. Мне это все еще иногда снится. Когда я вышел, то иногда замечал, даже через месяцы, что живу по тюремному меню – пюре по вторникам. Хотя на самом деле я могу выбирать обед и выходить из комнаты раньше девяти утра.
Джек смотрел на меня грустными глазами.
– Надо было сказать мне, когда я спрашивала.
– Я знаю.
– А это уже все?
– Да. Все до конца.
Но прозвучало лживо – и тут ярость вырвалась наружу.
– Ты это уже столько раз говорил! – Меня трясло от всхлипов, будто я пропустила начало плача и стала сразу рыдать. – Я же не уходила – тебя не бросила: ни когда узнала, что у тебя другое имя, ни когда выяснила, что ты сделал и как ты врал снова и снова, и про вердикт, и я…
Джек подошел ко мне, попытался обнять меня, но я сбросила его руки.
– Не могу, не могу! Я тебя люблю. Любила. Но я не могу!
Казалось, будто у меня грудь сейчас треснет от этого страдания.
– Нет, Рейч. Не надо.
– В чем же дело? – крикнула я, а он продолжал пытаться обнять меня. Я отклонилась назад, посмотрела в его покрасневшие глаза. – Что же ты такого плохого сделал в ту ночь, что продолжаешь врать снова и снова?
Он опустил глаза, избегая моего взгляда. Я ждала ответа, но не получила его. Но я получила другое – решение, как поступить.
Я не жалела, что спала с ним, целовала его, открывала для себя Шотландию. С радостью приняла беременность. Вообще не жалела ни о чем, даже что встретила его. Если бы я лишь вежливо ответила незнакомому шотландцу, где Монумент, и пошла бы дальше – тогда бы я жалела.
И с этой мыслью я попросила его уйти.
Он тщательно закрыл за собой дверь, и щетка на нижнем ее краю тихо прошуршала по ковру.
Часть третья
Почему?
Глава 37
Я постучала в дверь Меза. Я шаталась, как призрак, не в силах оставаться в своей клаустрофобной квартире, нуждалась в обществе, в отвлекающей болтовне.
Кейт сегодня была в теннисном клубе. В субботу вечером там всегда проходил матч юниоров.
– Грибы! – донесся голос Меза.
Я невольно улыбнулась. Открыла дверь, прошла по деревянному полу коридора в гараж. Там было довольно темно, грибы стали больше, их белые круги казались в полутьме глазами каких-то тварей.
– Привет, – сказал он.
После разрыва с Джеком прошло два дня. Весь первый день меня тошнило, я беспрерывно вспоминала нашу весну и лето, все сделанные нами глупости. На следующий день от всей души жалела, что вообще увидела то первое письмо, узнала об этом, что из-за медицины была так одержима мыслью изучить его историю. И если бы мама не умерла, я бы не узнала, что человек не всегда тот, кем кажется. Может, я бы еще оставалась с Беном и была в счастливом неведении.
И о потерях Джека я тоже думала. Он мог бы избежать этого, усадив меня возле Монумента и все рассказав. Я бы тогда сама составила мнение, или потом, когда я впервые спросила, или даже во второй раз.
А если уж желать поменять прошлое, то Джек мог вообще всего этого избежать, переехав, сменив дом. Или быть настойчивее с полицией и не сидеть дома в тот вечер, не хранить ружье. Да вообще как угодно.
Мне очень многого не хватало связанного с ним: как он прикрывал рот, когда смеялся, будто делал что-то неприличное, глупых селфи, Говарда.
И будущее я тоже оплакивала. Уолли не сможет встречать Рождество с обоими родителями, наряженный как Санта-Клаус или как рождественский пудинг. Никогда не придется ему раздраженно уворачиваться от поцелуев родителей на детской площадке. Дни рождения будут распределяться между нами поочередно, или мы оба будем чувствовать себя неловко. Все события, все, что случалось в школе, Уолли придется рассказывать два раза, и одному из нас достанется сокращенный пересказ. Он почувствует себя независимым существенно раньше, чем его сверстники, осознает неустойчивость эмоций одно из родителей в присутствии другого.
Уолли никогда не будет чувствовать себя маленьким и защищенным, когда мы оба рядом. Я подумала, что и сама многого лишусь, если опеку поделить между нами: половины первого шага, первого смеха…
Глаза переполнились слезами, и я стала задыхаться. Боль была двойная: я любила Джека. И Уолли его любил.
И это было хуже всего.
– Ты в порядке? – спросил Мез, высовываясь из-за грибной грядки.
Его северный певучий акцент так напоминал Джека, что я снова всхлипнула открыто и громко.
Мез обнял меня. От него шел родной, семейный запах: стиральный порошок Кейт и знакомый запах дома, освежитель воздуха в холле, свеча в ванной комнате. Он был в кофте с длинными рукавами, которые, как всегда, оказались коротковаты.
– Мы с Джеком разошлись.
– Я знаю. Знаю.
Тут я зарыдала еще сильнее. Конечно, все знали. Мы с самого начала были обречены.
– Он сделал кое-что, и мы не смогли этого преодолеть.
– Очень тебе сочувствую, – пробормотал Мез.
– Я загубила жизнь Уолли, – всхлипнула я.
– Нет, нет. Не надо крайностей. Пусть Джек был неудачный бойфренд – это мое предположение, – но, в общем, человек он не плохой.
– Да? – произнесла я.
– Ну, сама смотри: например, ты знаешь, что твой отец тебя любит и хочет тебе лучшего, но также порой он бывает педантичным идиотом. – Мез отступил от меня на шаг, его рука дружески коснулась моего плеча, потом он снова взял лейку. – Но ты не волнуйся, Джеку все равно можно доверять. Не в том смысле, как бойфренду – что он тебе не будет врать или изменять, – но как отцу своего ребенка. Можешь верить, что он будет поступать, как лучше для Уолли. Понимаешь? Это же целый спектр возможностей – где можно доверять, где нет.
