В действительности он был пониже и несколько пообветшавшим.
– Да-да, – я погладила памятник, как хорошо знакомую собаку. – Это он.
– Я подумал, что лучше проверить. Он не совсем похож.
– Но это он.
Теперь я понимаю, что это был поступок очень в стиле Джека. Он любил перепроверять, даже когда был уверен. Всегда и все проверял: симптомы в Гугле, выключены ли конфорки у плиты, заперто ли окно в ванной. Я всегда этому удивлялась.
– Не волнуйтесь, – улыбнулась я. – Вы не местный?
Я узнала акцент – шотландский, а не джорди, но точнее я сказать не могла. Не знаю, что заставило возобновить логично закончившийся разговор. Точно не его карие глаза, темные почти до черноты – радужки сливались со зрачками, не широкие плечи, не щетина на лице, хотя все это еще понравилось. Наверное, сперва меня привлекла его скромность. Хвастун Бен сделал бы вид, что узнал Монумент, даже если бы слышал о нем впервые. А Джек был застенчив, не напускал на себя уверенности. Это меня в нем заинтересовало.
– Ну да, – сказал он. – Я здесь на три месяца, пишу для «Сити лайтс».
Так все и началось.
С этой минуты время стало делиться на два периода: с Джеком и без Джека. Второй следовало проводить быстрее, чтобы опять быть с ним. Сердце билось громче, когда я после работы ехала к его дому. И эти первые минуты были лучшими. Не потому что он встречал меня поцелуем, прижимаясь ко мне всем телом, но потому что время становилось наполненным, растягиваясь, как после приема лекарства.
Пять часов с Джеком – лучшего рецепта быть не могло.
На родину Джека – в маленький шотландский город Обан – мы приехали поздно вечером в пятницу, чтобы пойти на регби в субботу. Мы уже не просто приезжали в гости – жили на два города. Походы в ресторан и прогулки по сельским дорожкам постепенно сменились более обыденными домашними делами: Джек разбирал свои старые учебники на чердаке, а я даже завела там зубную щетку.
В Обане почти всегда был туман. Контуры стоящих в гавани кораблей расплывались: видны были только корпуса, а мачты таяли в беловатой дымке. Облака висели неподвижно над домом родителей Джека, словно прибитые, будто их оторвали от общей массы и повесили здесь.
Его команда устроила прощальный матч для друга, которому травма шеи не позволяла больше играть. Я не пошла на игру, Джек сказал не заморачиваться. «Приезжай после семи вечера. Матч закончится, и начнется празднование».
Так что вместо этого я в одиночку прошлась по магазинам, перебирая детские комбинезончики и носочки, а в клуб поехала, когда игра кончилась. Джек послал мне длинное сообщение с инструкциями, и я не могла не улыбнуться: он был писателем, а текст – его средством общения.
«Когда войдешь в парк, иди по дубовой аллее налево, потом обойди вокруг и подойди к белой, а не темно-синей боковой двери. Пройдешь мимо раздевалок и попадешь в суету импровизированного бара. Ищи меня там: я высок, темноволос и невероятно красив».
Я простояла снаружи добрых десять минут. Надо было сразу входить, но я слишком нервничала. Мы с Джеком ждем ребенка, но почему-то встреча с его друзьями пугала. Ни одного из них я ни разу не видела. Когда мы приезжали в Обан, его друзья всегда были заняты. Так что я перестала о них спрашивать – не из страха, а потому что было уже неловко. И вот сейчас мне предстоит с ними познакомиться.
Регби-клуб состоял из хорошо освещенного поля и обветшалого белого деревянного здания. В свете прожекторов клубился осенний туман, и от нагревателей на веранде шел пар. Там было не менее пятидесяти человек, которых я разглядела, когда глаза привыкли к сумраку. Они стояли, пили, курили, смотрели на траву.
– Привет? – раздался голос Джека, когда я замерла возле белой двери, держась за ручку.
Он возник рядом, похоже, только что из душа – волосы мокрые, – его горячие губы на моих в холодном воздухе. С веранды раздались приветственные возгласы, он улыбнулся и крепко обнял меня одной рукой за плечи, а другой гладил по спине. Я это обожала.
– Входи, познакомишься со всеми. – Он проводил меня на веранду по четырем шатким ступеням. Здесь пахло, как в конце лета: стриженым газоном, увядающей от жары травой. Пролитый сидр и сигареты. Мне это напомнило, как раньше мы с Кейт, моей сестрой, все лето ездили на велосипедах куда глаза глядят.
– Джей-Ди! – окликнул Джека крупный блондин. – Наконец-то ты нас познакомишь.
Я почувствовала, как Джек напрягся.
– Рейч, это Прайси. – Мы с Прайси пожали друг другу руки. – Прайси, это Рейчел.
Мое имя он произнес горделиво и со значением.
– Я много о вас слышал, – улыбнулся Прайси.
Может быть, так все говорят, но мне показалось, что это искренне. Джек приобнял меня за плечи. Мне понравилась эта теплая тяжесть, я улыбнулась.
Произнесено со значением: это Рейчел.
– Пойдем к бару? – предложил Джек.
Я взглянула на игровое поле, на мягкий вечер октября, который вскоре сменится бесконечным холодом, дождем и снегом зимы.
– Мне лимонад, – попросила я, – с ягодами.
Раньше я могла пропустить стаканчик вина, но это было до Джека и до Уолли. Учитывая, что Джек не пил, а мне было нельзя, мы предпочитали другие занятия. Раньше лето я проводила в уличных кафе, но в этом году был боулинг, мини-гольф и прогулки. Но оно было пьянящим, это лето.
– Пойдем, – позвал Джек.
И вот только тут до меня дошло, как Прайси назвал Джека. Я остановилась.
– Джей-Ди? – переспросила я у Прайси. Он же Джек Росс, без второго имени. – Почему не Джей-Ар?
– Это была моя любимая выпивка
[8], – пояснил Джек.
Прайси посмотрел на него, потом кто-то хлопнул его по спине и он отвернулся. Джек показал в сторону бара и всю дорогу шел за мной, я спиной чувствовала его прикосновение. Кто-то пролил мне на руку холодное пиво.
Возле стойки я обернулась к Джеку:
– Но ты же не пьешь, «Джей-Ди».
– Я же сказал «была». Я пил, и прилично. – Он глянул на меня. – Тот еще был подарочек. Легкомысленный и полный идиот.
Я подошла к нему ближе. В первое время узнавать его было все равно как осматривать красивый английский сад: хочется найти новый кусочек, очередную тропинку, ведущую к следующему сюрпризу. И остановиться невозможно. Но этого я ему не сказала.
– Правда? Много пил? Не могу себе представить.
– Было дело. Но теперь у меня кот. – Он привлек меня к себе. – Я должен думать о нем.
Я не могла не улыбнуться. Мы оба любили делать вид, будто кот – отпрыск Джека. Хвалили, что тот хорошо спал, шутили, что торопимся отвезти его в детский сад. Еще одна из многих шуток, понятная только нам.
