Я тихо засмеялась.
– Пойду приму ванну, – сказала я и голая пошла через коридор.
Шаги стали тяжелее. Я не привыкла еще к своим увеличенным размерам, натыкалась на дверные рамы и часто задевала торчащий живот локтями. Принимая душ, не могла наклониться и достать до чего хочется, сгибалась на несколько дюймов – и все. Странным было это время, непривычным собственное тело.
Я переехала в ньюкаслский дом Джека. Он перешел в «Сити лайтс» на постоянную работу. Перестал быть фрилансером и вставал каждое утро в семь тридцать. Мы, наконец, повесили шторы, я научилась справляться с термостатом.
– Говард без тебя скучал, – Джек принес кота в ванную. Тот имел озадаченный вид, морщил рыжий лоб. – Ему его ночной процедуры не хватало.
– А я скучала без него.
Голос у меня изменился, стал высоким – счастливым. Я опять была с Джеком и снова стала врачом – такого сочетания у меня еще не было. Джек мне слал сообщения во время смен – забавные мемы, которые хотел мне показать, интересные статьи о медицинской этике, актуальные медицинские вопросы. Я их все читала и с радостью отвечала за чашкой чая на перерывах.
Приходя домой, заставала его за готовкой, Говард терся о ноги.
Кот протянул лапу и хлопнул меня по лицу.
– Эй! – возмутилась я.
А Джек засмеялся.
– Он тобой недоволен, что ты мои письма читала.
В этом замечании была иголочка. Наверное, всегда теперь будет.
Он часто об этом вспоминал, задавал мне вопросы про этот хакерский поступок. Я краснела, отвечая. Иногда он смотрел на меня грустно – будто я тоже совершила над ним насилие, прокралась к нему в ночи.
Но ведь и я иногда смотрела на него грустно. Думая, что он был убийцей, вспоминая все вранье, что он мне наговорил.
– Это он тобой недоволен, что ты полгода мне правды не говорил, – парировала я.
Мы переглянулись, и оба промолчали.
Джек застенчиво кашлянул и осторожно меня поцеловал.
Жизнь не идеальна, но это наша жизнь.
Глава 53
Уолтер Дуглас родился второго апреля. Начали распускаться листья на концах веточек, будто деревья сбросили зимние перчатки. И теплое ощущение скольжения в конце последней трудной потуги – маневра, которому я учила очень многих женщин. Мир оказался переориентирован. Как будто вспыхнул узкий прожектор, нацеленный на Уолли, и все прочие огни мира стали тускнеть. Посреди сцены остались под ярким лучом только Уолли, Джек и я.
И все, что я думала о материнстве, оказалось неверным. Конечно, на меня можно было положиться – это самая естественная в мире вещь. Инстинкт полностью взял на себя управление – это не было, как с мальчиком. Уолли был моим, по-настоящему. Жалко, что мама этого не видела – не узнала, как изменилась я. Благодаря и вопреки ей.
Ничего из стандартных событий не произошло. Вес Уолли я даже припомнить не могу, мы были словно пьяные от усталости.
Не было фотографий Уолли у меня на груди и Джек на заднем плане. Мы не вешали пост в Фейсбуке. Просто быть родителями – это оказался такой вид счастья, которого я не ожидала совершенно. Теплое и спокойное. Устроиться в свежестираных пижамах на диване у Джека, немедленно задремать. Уолли на груди у Джека – это зрелище стоило родов. От Уолли пахло восхитительно: теплым молоком, лавандой и горячими ванночками. Я не могла от него оторвать взгляда: крошечные ногти, лобик – у него тяжелый лоб, как у Джека, – и чуть удлиненный второй палец на ноге. Это у него от Кейт и от мамы.
Мы словно сто лет уже никого не видели – кроме нас никого не существовало. Приятные завтраки, лежание на диване, спортивный канал по телевизору, сейчас выключенный. И разглядывание Уолли. Больше мы ничего не делали.
– Какие мы грустные, – сказала я, разглядывая ножки Уолли. – Только грустим, ничего больше не делаем.
Пискнул мой лэптоп. Запрос миссии от Дэйви.
– Ты среди немногих избранных, – заметил Джек. – Он вряд ли еще с кем-нибудь играет.
Я подумала о той минуте, которая тогда была у нас с Дэйви в гостиной. Без него, быть может, ничего и не узнала. Я была ему благодарна и надеялась, что он это знает. Из его родителей ни один не извинился, ну и пусть. Мне это было не нужно.
Джек наклонился надо мной. Уолли спал, кривясь во сне, шевеля ножками, как гусеница. Джек убрал темные волосы у него со лба, стал восхитительный запах младенца чуть сильнее.
– Такой рожицы он еще не строил, – улыбнулся Джек.
С пола на диван запрыгнул Говард, устроился у Джека на коленях.
– Тебя тоже очень любят, – сказал Джек коту.
Мы оба засмеялись, а Уолли зевнул.
Одри написала мне сообщение: «Молодец! Наконец начала настоящую жизнь. Даст Бог, вырастет ни странным, ни недоростком, а нормальным».
Я над этим текстом заплакала, потому что была психованной от гормонов. Джек мне сделал настоящий, хороший чай с кофеином.
– Собираюсь совершить выход во внешний мир, – объявила я, вставая.
Уолли пошевелился, но не проснулся. Я снова начинала ощущать тело как свое собственное, хотя живот все еще был чужой: вихляющийся, пухлый, незнакомый. Но остальное возвращалось.
– Правда? – спросил Джек.
– Только в сад.
Мне трудно было бы сформулировать причину, зачем я хочу выйти. Было ощущение, будто в мире опять полно того, что предстоит мне в первый раз – теперь в вместе с Уолли: выход с ним в сад, первое мытье головы, его первый чих. Этой весной для меня жизнь начиналась снова.
Я подошла с ним к задней двери, чтобы выйти и ощутить раннюю весну. Переложив ребенка на одну руку, другой повернула ключ – но дверь все равно не открывалась. Я оглянулась.
– Пойдем вынесем Уолли в сад первый раз? – предложила я.
Джек сидел на диване, глядя в телефон; уже не поворачивал его к себе, раз уж мне все было известно. Я видела «Слово с друзьями» на экране, синее и желтое. Он играл с Кейт, хотя, подозреваю, иногда ее подменял Мез.
– Конечно! – Джек вскочил как пружина, поскользнулся в носках на деревянном полу. На этих носках были панды, что вызвало у меня улыбку. – Погоди минуту. Знаю, что это противоречит «правилам пожарной безопасности», но я кучу замков туда поставил, когда родители купили дом.
Джек замолчал, глядя на меня. Его озабоченный взгляд, как я теперь понимаю, означал, что Джек думал о Доминике, об ограблениях, обо всем, что было. Он покопался в большом деревянном ящике в гостиной и появился с четырьмя ключами. Потом отодвинул засов.
– Ты свободна! – сказал он со смехом.
– Кажется, в твоем саду я вообще не была, – ответила я, глядя на Уолли, не обращая внимания на произошедшее. Ребенок открыл глаза – они были темно-синие – и прищурился.
