– Тебе нравится работа?
Я поняла, что открывается замечательная возможность сказать ему, что я попробовала, но работа мне не совсем подходит. Может быть, после такого разговора с ним я могла бы снова зайти в административное помещение, уволиться и решить проблему еще до ужина.
– В том-то и штука, – сказала я. Отец поднял брови и откусил от своего почти уже съеденного мороженого. – Нисколько не сомневаюсь, что работа на пляже – ценнейший опыт. Но я считаю, что сейчас она мне не вполне подходит. И может быть, подобно Уоррену, мне надо сосредоточиться на академических… – Исчерпав доводы, я умолкла, хотя ничто меня не отвлекало и говорить не мешало. Отец не отрываясь смотрел на меня и, вероятно, видел насквозь.
– Скажи-ка, малыш, – спросил он, доев мороженое, – я тебе когда-нибудь рассказывал, как я ненавидел юридический факультет, когда только поступил?
– Нет, – ответила я. Мне это никогда и в голову не приходило. Отец редко говорил о себе, так что большинство историй о нем я слышала либо от мамы, либо от дедушки, когда он к нам приезжал.
– Ненавидел, – сказал он, потянулся со своей ложкой к тому, что оставалось от моего мороженого, и наклонил мой рожок к себе. – Я не то что твой брат. Учеба давалась мне нелегко. Чтобы успевать на юридическом факультете, я света белого не видел. Поступив туда, решил, что совершил величайшую в жизни ошибку. Хотел уйти.
– Но ты выдержал, – продолжила я, чувствуя, к чему он клонит.
– Выдержал, – подтвердил он. – И как только перестал бояться, полюбил право. А если бы не остался, то никогда не встретил бы твою маму.
Эту историю – о том, как мои родители познакомились во время какого-то ужина на Манхэттене, – я уже слышала. Отец в то время учился на третьем курсе юридического факультета Колумбийского университета, а мама только что станцевала в «Щелкунчике».
– Да, – сказала я, чувствуя, что не так-то просто будет расстаться с работой, – но в этом случае…
– Что тебя не устраивает в этой работе? В чем, собственно, ее главный недостаток? – Отец снова потянулся ложкой к рожку, который я ему отдала, потеряв интерес к мороженому. Я не могла сказать, что работа мне не нравится только потому, что моя бывшая лучшая подруга жестко со мной обходится.
– Все устраивает, – ответила я наконец.
Отец улыбнулся, и я заметила морщинки вокруг его голубых глаз (кстати, цвет своих я унаследовала от него).
– Значит, ты выдержишь. И, возможно, из этого выйдет что-нибудь путное.
В этом я сильно сомневалась, но понимала, что от работы избавиться не удастся. Я посмотрела на закусочную, с ужасом представляя, как вернусь туда завтра.
– Может быть. – Я старалась, чтобы в моих словах было как можно больше энтузиазма, но – даже я это понимала – получилось довольно вяло.
Отец посмеялся, взъерошил мне волосы, как бывало, когда я была маленькая.
– Пошли, – он встал, слегка поморщившись от боли, и отбросил стаканчик в сторону. – Поехали домой.
После ужина откуда ни возьмись небо закрыли тучи, и пошел дождь. Он застал меня врасплох. Поразительно, как быстро теплая солнечная погода вдруг сменилась грозой, – прекрасный пример того, как в нашем мире все быстротечно.
Я укрылась на террасе и, утирая с лица капли дождя, сбросила шлепанцы в кучу обуви возле двери. Выходя из дома, чтобы вынести мусор, я думала, что под зонтом не промокну, но едва оказалась на улице, как ветер усилился и дождь полил как из ведра.
– Все нормально? – не отрываясь от книги, поинтересовался Уоррен.
– Вымокла наполовину, – сказала я, садясь напротив него.
На террасе, кроме нас, никого не было. Родители читали в доме, а Джелси, всегда уверявшая, что не боится грозы, при первых же раскатах грома ушла к себе и уже, по-видимому, легла спать в шумопоглощающих наушниках отца, которые ей были велики.
Уоррен снова погрузился в чтение, а я подтянула колени к груди, обхватила их руками и смотрела на пелену дождя. Меня нисколько не пугали грозы, и я всегда с удовольствием наблюдала их с застекленной террасы – тут я была в безопасности, но в то же время как будто не дома, и могла наблюдать за вспышками молний, слышать раскаты грома, но не мокнуть под дождем. Слушая стук ливня по крыше, я вдруг забеспокоилась о псе, которого не видела уже несколько дней. Я надеялась, что он вернулся к своим хозяевам, а если нет, то ему хватит ума укрыться от непогоды. Хотя в этом я сомневалась. Я привыкла к нему, и мне было неприятно думать, что он вымокнет.
– Мама говорит, Кроссби теперь наши соседи. – Уоррен выделил маркером абзац в книге и взглянул на меня. – Генри и Дерек.
– Дэви, – поправила я.
– Ты об этом не упоминала, – продолжил Уоррен нараспев, желая вовлечь меня в разговор. Я пожалела, что у меня нет шумопоглощающих наушников.
– И что? – Я скрестила ноги, потом вернула их в исходное положение и подумала: почему мы вообще говорим об этом?
– Ты его уже видела? – Уоррен продолжал выделять что-то маркером. Не зная его, можно было подумать, что он не понимает, что мучит меня своими расспросами, но он мало того, что понимал, так еще и получал от этого удовольствие.
– Пару раз, – ответила я, перебирая пальцами мокрые волосы. – Не знаю, было так странно. – Я вспоминала наши встречи с Генри этим летом, и ни одна из них не подходила для серьезного разговора или извинений.
– Странно? – повторил Уоррен. – Потому что вы встречались, когда тебе было… двенадцать! – Он ухмыльнулся и покачал головой.
– Потому что… – начала я, но тут раздался сильный удар грома, заставивший нас обоих вздрогнуть. Уоррен выронил маркер, и тот покатился по столу. Схватив его и зажав между пальцами, я стала им играть.
– Что потому что?.. – Уоррен взглянул на меня и жестом попросил вернуть маркер, но я сделала вид, что этого не заметила.
– Не знаю, – огрызнулась я. Мне не хотелось говорить об этом и тем более обсуждать с братом. – Тебе-то какое дело? – наконец спросила я. – И с каких это пор мы обсуждаем с тобой подобные вещи?
– Не обсуждаем, – Уоррен пожал плечами и покровительственным тоном продолжил, – тебя это явно беспокоит, и я дал тебе возможность выговориться, только и всего.
Я понимала, что дальше развивать эту тему бессмысленно, надо просто уйти и закончить разговор. Но что-то в его выражении лица подсказывало мне, что он знает гораздо больше меня. В отношении некоторых – если не большинства – вещей так оно и было. Но не всех. Уоррен был не особо общителен, выходные проводил с учебниками или работая над своими проектами. У него никогда не было подружки, во всяком случае я об этом ничего не слышала. На выпускной бал он пошел со своей напарницей по учебе, таким же Уорреном, только в юбке. Оба они говорили, что хотят исследовать эту традицию как культурный эксперимент, и после бала вместе написали о нем статью для продвинутой группы по психологии, получившую национальную премию.
