– Итак, – сказала я, слегка отодвигая тарелку и глядя на первый вопрос, – ваш любимый фильм? – Едва спросив, я поняла, что знаю ответ, и мы в один голос произнесли: «Касабланка».
– Верно. – Отец покачал головой. – Не могу поверить, что никто из моих детей его не видел. От первого до последнего кадра – бесподобный фильм.
– Я посмотрю, – пообещала я. Потом я часто повторяла эти слова, когда он упрекал меня в том, что я все никак не посмотрю «Касабланку». Но сейчас я точно намеревалась его посмотреть.
– Впрочем, – задумчиво сказал отец, – наверное, лучше смотреть его на большом экране. Все это говорят. У меня никогда не было такой возможности. – Глядя на меня, он приподнял брови. – Ты ведь знаешь содержание?
– Конечно, – поспешно выпалила я, но ему, видимо, показалось, что я слишком долго обдумывала ответ.
– Действие разворачивается в начале Второй мировой войны, – сказал отец и откинулся на спинку стула, – в неоккупированном французском Марокко.
Когда мы вернулись на Причальную, я и наелась досыта, и успела выслушать рассказ отца о «Касабланке». Он пустился в ностальгические воспоминания о музыке, и тут на повороте улицы к нашему дому что-то привлекло мое внимание.
– Пап! – закричала я. Отец резко затормозил, и меня бросило вперед.
– Что? – спросил он, глядя по сторонам. – Что такое?
Прямо посередине нашей подъездной дорожки лежал знакомый пес.
– Это тот самый, – сказала я, выйдя из машины и закрыв дверь. В ярком солнечном свете пес казался особенно грязным, и я впервые усомнилась, что у него есть хозяева, к которым он мог бы вернуться. Я подошла к нему, и он помахал хвостом. Это меня удивило, поскольку до сих пор при наших встречах я вела себя вовсе не дружелюбно. Возможно, у него была удивительная способность прощать или, что более вероятно, короткая память.
Я взяла его за ошейник и оттащила на обочину. Отец проехал мимо нас.
– Это правда тот пес? – поинтересовался он, когда мы шли от машины к дому. Я кивнула. Как я и думала, он пошел за нами. Видимо, подъездная дорожка казалась ему чем-то вроде дороги в светлое будущее.
– Да, – подтвердила я и остановилась. Пес тоже остановился и сел возле меня. Я нагнулась и стала рассматривать именную бирку, надеясь, что на поцарапанном золотистом диске удастся прочесть адрес или телефонный номер хозяина, которому можно было бы вернуть животное. Но на бирке было написано только: «Мерфи». Что-то мне это напоминало, но что именно? – Тот же самый.
– Никаких сведений? – спросил отец, поморщившись, медленно наклонился и присел на корточки перед псом.
– Ни адреса, ни владельца, – сообщила я. – Только кличка – Мерфи. – Услышав ее, пес перестал чесаться и сел, вытянувшись и стуча хвостом по земле.
– Привет, – тихо сказал отец, обратившись к псу, положил руку ему на голову и почесал между ушами, – между нами говоря, пахнешь ты не слишком приятно.
– Так что нам делать? – вслух подумала я, вспоминая телепередачи о приютах для животных и ветеринарных клиниках, ведь сама я с ними никогда не сталкивалась.
– Наверное, – отец не очень уверенно поднялся, – первым делом надо поговорить с соседями, узнать, не их ли это питомец. Ну а если никто его не признает своим… Кажется, в Маунтинвью есть приют для животных.
– Что происходит? – спросила Джелси, выйдя на террасу. На ней были розовый сарафан и сандалии, волосы распущены по плечам. Она увидела пса и выпучила глаза. – Мы что, завели собаку? – Последнее слово она произнесла громче остальных и с неподдельным восторгом, как нормальный ребенок, а не человек, иногда ведущий себя как взрослый.
– Нет, – хором ответили мы с отцом.
– О, – Джелси помрачнела.
– Надо приниматься за работу. – Отец собрался зайти в дом. Он по-прежнему работал над тем делом, и грузовички «ФедЭкс» по-прежнему привозили папки из его фирмы. Теперь это бывало уже не каждый день, а раза два-три в неделю. В последнее время отец закрывал экран ноутбука, если кто-то из нас подходил к нему, и это заставило Уоррена предположить, что отец тратит также немало времени и на другой загадочный проект.
– Разберешься с этим, Тейлор? – спросил отец, кивнув в сторону пса, который чесал за ухом задней лапой, вовсе не подозревая, что решается его судьба.
– Конечно, – ответила я, хотя было бы гораздо лучше, если бы этим вопросом занялся кто-нибудь другой, поскольку мои знания о собаках исчерпывались сведениями, полученными из телешоу про животных. Уходя опрашивать соседей, я увидела стоявшую на террасе сестру. В ее возрасте, находясь в Лейк-Финиксе, бóльшую часть времени я проводила вне дома, с Генри и Люси. Сестра последний раз побывала здесь еще совсем маленькой, к тому же она с трудом заводила друзей. Я взглянула на соседний дом и вспомнила девочку из автобуса.
– Джелси, пойдем со мной, – крикнула я ей. – И захвати печенье.
Глава 17
Еще подходя к крыльцу, мы услышали спор, не услышать который было просто невозможно – так громко звучали голоса участников.
– Ты знал, к чему это приведет! – кричала женщина дрожащим от злости голосом. – Я тебе говорила, еще когда мы находились под прикрытием. Ты убил этим Сашу, бессердечный ублюдок!
Я снова посмотрела на парадную дверь и, сделав шаг, встала между нею и младшей сестрой.
– Под прикрытием? Кто же это поселился с нами по соседству?
– Не знаю, – тихо ответила я, делая шаг назад. – Может быть…
– Ты не можешь винить в этом меня, – послышался мужской голос. – Если бы в Минске ты сделала что требовалось, мы бы не оказались здесь!
Женщина задохнулась от негодования.
– Как ты смеешь приплетать сюда Минск?! – закричала она. – Это просто… – Наступила тишина, и вдруг она продолжила уже совершенно спокойно: – Не знаю. По-моему, это чересчур.
Джелси, глядя на меня, нахмурилась, а я в полной растерянности только покачала головой и подумала, что со своими расспросами к этим соседям лучше зайти в другой раз. У нас с собой даже не было овсяного печенья, чтобы постучаться к ним под предлогом обычного соседского визита вежливости. Мама сказала, что выкинула его, когда оно пролежало неделю, и никто так к нему так и не притронулся.
– Давай зайдем как-нибудь в другой раз, – предложила я, отступая назад. Сестра подергала пса за импровизированный поводок – привязанную к ошейнику розовую атласную ленту.
– Эй, привет! – Я увидела женщину в джинсах и футболке с надписью «Туда и сюда» и с длинными белокурыми волосами, стоявшую в дверях на парадном крыльце. На вид ей было лет тридцать пять, она прикрывала глаза от солнца ладонью. – Вы чего-то хотели, девочки?
– Что тут происходит? – Из дома вышел мужчина-афроамериканец, ровесник женщины, и встал рядом с нею. Увидев нас, он улыбнулся и приветственно поднял руку. Одет он был так же, если не считать надписи на футболке – «Zancou Chiken»
[8].
