Оставив вещи у бассейна, не разбирая дороги из-за слез, которые застилали глаза, я покатила на велосипеде домой. Все, чего мне сейчас хотелось, – оказаться дома, а там уж все как-нибудь само собой разрешиться.
Бросив велосипед на подъездной дорожке, я побежала к дому и столкнулась в дверях с отцом, шедшим навстречу с сумкой в руках.
– Тейлор, – он поглядел на меня, – все в порядке?
– Ты уезжаешь? – Я взглянула на сумку. Обычно он приезжал только на выходные, но в августе работы у него в фирме стало меньше и он планировал пробыть с нами всю неделю. – Сейчас? – разочарованно спросила я.
– Да, – ответил отец и поморщился, – работы невпроворот, надо быть там. Извини, малыш.
Я глубоко вздохнула и спросила:
– Можно мне с тобой?
– Что ты имеешь в виду? – Отец поставил сумку и хмуро посмотрел на меня. – Хочешь вернуться в Коннектикут?
– Да. – Я старалась, чтобы это прозвучало небрежно. Перед глазами стояло лицо Люси, и я, как ни старалась, не могла прогнать от себя это видение. О том, что чувствует сейчас Генри, я даже думать не хотела. Я постаралась принять как можно более непринужденный вид и небрежно ответила: – Да, я устала от всего, что здесь творится. Когда поедем?
Через десять минут я упаковала в сумку вещи и мы уехали. Перед этим я долго смотрела на игрушечного пингвина – мне очень хотелось взять его с собой, чтобы сохранить в памяти прекрасное чувство, возникшее у меня на утро после карнавала. Но все же я приняла решение оставить его, потому что знала, что видеть его каждый день в Коннектикуте будет выше моих сил.
На повороте с подъездной дорожки на улицу отец остановил машину.
– Не твой ли это друг Генри? – спросил он.
Действительно, к нам приближался взъерошенный, запыхавшийся Генри.
– Нет, – ответила я и отвернулась, – едем.
– Может, подождем? – спросил отец. – Задержимся на минуту. Можешь с ним поговорить.
– Не хочу, – твердо сказала я, – серьезно, едем.
– Хорошо, – сказал отец, – как скажешь.
Он свернул на улицу, и мы проехали мимо Генри. Я поймала его взгляд и поняла, как он смущен и расстроен, а затем отвернулась, сделав вид, что ничего не заметила.
Начало прекрасной дружбы
Глава 24
– Балда, – я бросила свои карты на прилавок.
– Балда, – Люси последовала моему примеру.
Элиот недоверчиво посмотрел на нас поверх очков.
– Серьезно? – спросил он, и Люси кивнула, раскрыв свои карты веером.
– Смотрю на них и плачу, – торжествуя, сказала она.
– Балда и есть, – проворчал Элиот, собрал карты и стал тасовать. – Не могу к этому привыкнуть.
Мы играли в «осла», но после того, как Элиот, несколько раз слишком громко выкрикнул победный клич, напугав посетительницу с малышами, мы решили быть осторожнее. Люси сидела на прилавке, скрестив ноги, я – на приставном высоком табурете, а Элиот играл стоя, расхаживая взад-вперед и обдумывая стратегию.
– Еще раз? – спросил он, явно надеясь, что мы забыли, на что играем.
– Ни за что, – ответила Люси с улыбкой. – Следующих трех покупателей обслуживаешь ты. – Она соскочила с прилавка, подошла к боковой двери и открыла ее.
– Но что если покупателю потребуется что-нибудь этакое? – спросил Элиот. – Что я буду делать?
– Тогда зови нас. – Я подошла к двери. – Мы будем рядом.
Элиот покачал головой и стал тасовать карты. Люси вышла на улицу, я последовала за ней, и дверь за нами с шумом захлопнулась. У меня возникло ощущение, что Элиот вовсе не в восторге от того, что мы снова стали подругами, хоть он никогда и не говорил об этом. Работа в прежней напряженной обстановке закусочной, по его словам, напоминала участие в телевизионной передаче, главные герои которой ненавидят друг друга, но вынуждены делать общее дело. После того как мы помирились, каждая из нас стала уделять Элиоту меньше времени и внимания.
Нельзя сказать, что мы с Люси стали также близки, как прежде. Мы не виделись пять лет, у каждой за это время много всего произошло. Но мы старались быть друг с другом максимально откровенными и многое друг другу рассказывали. Например, я далеко не сразу поняла, что Сусанной она называет свою мачеху, а иногда она упоминала о чем-то, что Элиот улавливал слету, а я не могла понять, как ни старалась. Я словно обрела новую подругу и одновременно лучше узнавала прежнюю. Но что-то изменилось в тот вечер, когда Нора осталась ночевать у Джелси. Мы сумели забыть причины разлада, и я вспомнила, какой хорошей подругой может быть Люси, не говоря уже о том, как весело было нам вдвоем. Я не забыла, что в ее присутствии всегда происходило что-то необычное. Поход в «ПокоМарт» за чипсами превращался в приключение. Мы могли по-прежнему болтать и сплетничать часами, и ни одной не надоедало.
Нашим излюбленным местом на пляже стала поросшая травой площадка, на которой стояли столы для пикника. Оттуда открывался прекрасный вид на озеро, а еще, удобно расположившись в тени, можно было наблюдать за стоянкой, на случай если Фред решит неожиданно заехать с проверкой. Он появлялся время от времени, когда не было клева. В такие моменты он пребывал в особо ворчливом настроении и вряд ли обрадовался бы, увидев нас прохлаждающимися на солнышке в рабочее время.
Мы с Люси направились к своему излюбленному месту. У нас было не меньше получаса на перерыв – именно столько времени понадобится Элиоту во время полуденного затишья, чтобы обслужить трех покупателей. Люси скинула рабочие шлепанцы и, скрестив ноги, опустилась на траву. Я легла на спину, приподнялась на локтях и подставила лицо солнцу.
– Ну, – спросила Люси и посмотрела на меня, – как жизнь? – Поскольку мы вместе проработали весь день, я понимала, что вопрос это не праздный. Так Люси раз в несколько дней спрашивала о состоянии отца и никогда не настаивала, если мне не хотелось отвечать. Я и не знала, как важно для меня кому-то о нем рассказывать. Так было приятно знать, что можно просто пожать плечами и ничего не ответить или, если бы мне захотелось рассказать (чего, правда, пока не случалось), что Люси меня выслушает. Главное же – можно было не притворяться, будто у нас в семье все по-прежнему хорошо.
– Примерно все то же, – сказала я и, прищурившись, посмотрела на воду. Это было правдой. У отца все оставалось по-прежнему. Он работал над делом и над проектом, остававшимся для нас тайной несмотря на то, что Уоррен не раз предпринимал попытки в нее проникнуть. Отцу стали доставлять немного меньше заказов, и дом уже не был так завален посылками из разных стран, но он старался все так же много читать и смотреть как можно больше фильмов. Вероятно, поэтому он стал укладываться поспать днем. Несмотря на бельгийский шоколад, отец еще сильнее похудел. Мы еще два раза ездили завтракать в закусочную, но с каждым разом он ел все меньше. Мама пыталась бороться с тем, что отец худеет, удваивая ему порцию за ужином и внимательно следя за тем, что он съедает, так что сама почти ничего не ела. А два дня назад во время ужина мы наблюдали, как он лишь ковырял еду вилкой, морщась при каждом глотке, и наконец посмотрел на маму и вздохнул.
