– Ладно, – я присела на нос лодки. Генри расположился на корме и стал на удивление ловко грести. Я повернулась к нему лицом и подтянула колени к груди. Ялик быстро скользил по озеру, и скоро причал стал казаться крошечной точкой.
Генри перестал работать веслами, положил их вдоль бортов и вытащил телефон, чтобы посмотреть время. Подсветка экрана неожиданно показалась очень яркой.
– Так, – констатировал Генри. – почти вовремя.
Я посмотрела по сторонам. Мы были посередине озера, и я не понимала, что должно сейчас произойти.
– Генри, – вымолвила я.
Он улыбнулся, выключил фонарь и лег на дно лодки, подав мне знак сделать то же самое. Я перебралась к нему, и, когда оказалась рядом, он лег на спину, а я положила голову ему на плечо и легла в привычную позу. Некоторое время лодка качалась на волнах и мы слышали только плеск воды о борта и стрекотание цикад со всех сторон. Генри поцеловал меня, провел пальцами по моей щеке и улыбнулся.
– Готова к сюрпризу? – спросил он.
– Готова, – ответила я, глядя вокруг себя и думая, что чего-то не заметила. – Но… – Едва я начала говорить, как послышался свист нового фейерверка, который огромным золотым букетом рассыпался прямо над нами и, казалось, занял все небо. – Что это? – спросила я, глядя на Генри, но в это время стали взрываться все новые и новые салюты.
– Я учусь с парнем, который работает в этой компании, – объяснил Генри, – и он согласился запустить несколько фейерверков попозже, чтобы мы успели добраться до места, откуда открывается самый лучший вид.
– Поразительно, – пробормотала я, глядя прямо над собой в ночное небо, переливавшееся разноцветными сполохами. Никогда прежде я не смотрела салют, лежа в лодке посреди озера, но теперь знала, что только так и следует поступать.
– Спасибо, – я все еще не могла поверить, что Генри устроил этот фейерверк специально для нас. Я потянулась и поцеловала его, но и сквозь закрытые веки чувствовала, что все вокруг озаряется и мерцает.
Вскоре салют закончился и мы с Генри захлопали в ладоши, хоть и знали, что нас никто не услышит. Генри взял ялик, только чтобы показать мне салют с середины озера, но покачиваться в нем было так приятно, что ни он, ни я не торопились вернуться на берег. Становилось довольно сыро и прохладно, и мы расстегнули молнию одного из спальных мешков и забрались в него.
Мы целовались, пока у меня не онемели губы. Сердце бешено стучало, мы оба тяжело дышали. Тогда, чтобы перевести дух, мы стали разговаривать. Ялик дрейфовал по озеру под звездным небом.
Оттого ли, что было темно, или потому, что мы не смотрели друг на друга, а может, так всегда бывает, когда лежишь в ялике рядом с кем-то, но мы стали говорить о том, о чем никогда не говорили прежде. Я рассказала Генри, как сегодня мама рассердилась на меня, и о том, как я испугалась, увидев, что она так сильно расстроена. Он сказал, что волнуется о Дэви, потому что через год уедет учиться в колледж и не сможет заботиться о нем. Я сказала то, о чем ни разу не говорила вслух, но о чем думала последние несколько недель – что состояние отца продолжает ухудшаться и я в ужасе от того, что нас ждет.
Паузы в нашем разговоре становились все длиннее, и наконец я закрыла глаза и положила голову на грудь Генри. Мне было тепло и спокойно в его объятиях в мягком коконе спального мешка. Ялик чуть покачивался. Я зевнула, Генри тоже зевал. И хоть все это лето я мучилась бессонницей, почувствовала, что засыпаю в объятиях Генри, прямо под звездами.
Мы проснулись, когда начало светать. Генри сел на весла и стал грести к причалу. Пока мы спали, всю мою шею икусали москиты. У Генри на руке тоже виднелось несколько укусов. Сначала мне было очень неловко, что я заснула. Оставалось лишь надеяться, что во сне я не напустила слюней на белую рубашку Генри и у меня нет плохого запаха изо рта. Я никогда не спала рядом с другим человеком (Люси на раскладушке не в счет) и волновалась, что могла случайно задеть Генри ногой, бормотать во сне или что-нибудь похуже.
Но даже если что-то такое и было, то Генри не подал виду. Я накинула спальный мешок себе на плечи и села на корме. У него на щеке остался след от молнии на спальном мешке и волосы торчали в разные стороны, но мне почему-то казалось, что так он выглядит еще привлекательней, чем обычно.
Причалив, мы быстро привязали ялик и достали из него спальные мешки. Мистер Кроссби уходил из дома в пекарню около шести утра, а Генри хотел оказаться в магазине до прихода отца и сделать вид, что проспал там всю ночь.
– Спасибо за сюрприз, – поблагодарила я, изо всех сил стараясь не расчесывать укусы москитов на шее.
– Рад, что тебе понравилось, – улыбнулся Генри, затем наклонился и быстро поцеловал меня. – Я позвоню?
Я улыбнулась, потянулась, чтобы поцеловать его еще раз, и заметила, что мне почему-то абсолютно все равно, пахнет у меня изо рта или нет.
Я подошла к дому, напевая себе под нос мелодию, услышанную от Уоррена, и уже собиралась зайти внутрь, но вдруг остановилась как вкопанная: на террасе за столом сидел отец. Перед ним стояла кофейная кружка.
Я опешила и, чувствуя, что краснею, поднялась на крыльцо.
– Привет, – пробормотала я, пытаясь пригладить волосы и прекрасно представляя себе, как это выглядит со стороны.
Отец был в пижаме в тонкую синюю полоску и теплом халате. Глядя на меня, он покачал головой и отхлебнул из кружки. Что-то в выражении его лица подсказывало мне, что он испытывает удовольствие от происходящего.
– Припозднилась? – спросил он.
– Вроде того, – ответила я, чувствуя, что никогда прежде мне не было так стыдно. – Хм… Генри катал меня на лодке, мы смотрели фейерверк, а потом типа заснули. Слыша себя со стороны, я понимала, как смешно и нелепо это объяснение.
Отец покачал головой.
– Если бы мне давали по десять центов всякий раз, когда я слышу такое оправдание, – серьезно сказал он, заставив меня рассмеяться. Отец посмотрел на меня, изогнул бровь, и по выражению на его худом изможденном лице я поняла, что сейчас будет каламбур. – Но такое оправдание не поплывет, – закончил он.
Я села рядом с ним.
– Довольно, – я не могла перестать смеяться. Отец поднял кружку обеими руками и сделал глоток кофе. – Что это ты так рано встал?
Он повернулся лицом к озеру.
– Хотел увидеть рассвет, – последовал ответ. Я посмотрела в том же направлении, что и он, и мы некоторое время помолчали. – Мне наверно, следовало бы прочесть тебе нотацию, – отец мельком взглянул на меня. – Но… – он замолчал, улыбнулся, пожал плечами и указал за окно, где все небо стало бледно-розовым, как пуанты Джелси. – Разве не чудо? – произнес он почти шепотом.
– Да, – пробормотала я.
– Не знаю, сколько таких рассветов я пропустил, приняв на веру, что они были, – сказал он, глядя на озеро. – Я говорил себе, что каждый день буду вставать рано, чтобы их видеть. Но должен тебе признаться, малыш, – продолжал он, глядя на меня, – я так устал!
