– Колтон, – говорю я чуть тверже.
Надеюсь, он поймет, что мы не можем взять и забыть эпизод в магазине. И что двигаться дальше не получится, если мы так и будем молчать, храня друг от друга секреты.
Он вздыхает. На мгновение выглядывает в окно, затем снова переводит глаза на дорогу.
– Я просто хотел развеяться.
Колтон устраивается в кресле поудобнее, постукивает пальцами по рулю.
– О той сцене с Шелби…
– Все нормально, – быстро произношу я. Вижу, что ему неловко, и от этого мое желание поддерживать тему испаряется. – Не нужно ничего объяснять. Моя сестра тоже иногда так себя ведет, когда переживает. К тому же это только между вами, и… – Опять я хожу вокруг да около.
– Так ты весь разговор слышала… – отзывается Колтон.
Смотрю в окно на холмы, которые покрывает высокая золотистая трава, а в голове все повторяются реплики из их разговора с Шелби. И тогда я говорю ему правду:
– Да. Но это совсем не мое дело, я…
– Ничего, – говорит Колтон. – Не такой уж это и секрет. – Он бросает на меня взгляд. – Честно.
Слово «секрет» больно отзывается в груди. Знаю: он смотрит на меня, но я отвожу глаза. Опускаю стекло еще ниже, будто надеюсь, что потоки ветра унесут все наши секреты прочь.
– В общем, – Колтон опять ерзает в кресле, – тут особо нечего рассказывать. – Он снова переводит взгляд на дорогу. – Несколько лет назад я тяжело заболел. В сердце попала вирусная инфекция и так сильно его попортила, что мне понадобилось новое. Меня внесли в списки на трансплантацию, я довольно долго ждал, много времени провел в больнице, но в прошлом году мне все же сделали операцию.
Прерывисто вздыхаю. Мне и так все известно, но теперь, когда он сам об этом говорит, мне снова становится плохо.
Колтон замолкает, и тогда я думаю о том, о чем он умолчал: о письме, о том, какой была его жизнь в то время, и о том, какой она стала сейчас. Молча жду и мысленно готовлюсь услышать продолжение, но Колтон молчит. Просто смотрит на извилистую трассу и едва заметно кивает, давая понять, что разговор окончен и добавить ему больше нечего.
В ответ пожимаю плечами, словно впервые слышу эту историю, но мне стоит большого труда сохранять спокойствие.
Колтон не хочет, чтобы я стучалась в эту дверь. Возможно, пытается меня уберечь, но уже слишком поздно. Я слишком много знаю.
Знаю, что скрывалось за теми фотографиями, на которых Колтон улыбался, за постами Шелби, где она писала, что он сохраняет бодрость духа: боль, страдания и чувство вины. Слабость. Долгие месяцы в больнице, потеря веса, отеки, бесконечные процедуры. Различные аппараты, трубки и лекарства. Робкие надежды и страшные разочарования. Сбор денег и дежурство родственников в больничной палате. Большие страхи и маленькие победы.
За пределами больниц, вне стен его дома кипела жизнь. Семья и друзья дышали морским воздухом, впитывали кожей воду и солнечный свет. А в комнате Колтона все копились корабли, которым не суждено было увидеть океан. Но он всякий раз улыбался в камеру. Он обменял смерть не только на жизнь на медикаментах. Он обменял ее на вечное чувство вины.
Я не могу сделать ему еще больнее. Поворачиваюсь к окну, чтобы не показывать теплые слезы, которые подступают к глазам.
– Все в порядке, – произносит Колтон. – Со мной уже все хорошо. – Он улыбается и подносит кулак к груди, чтобы разрядить обстановку. – Видишь, какой я сильный? Вообще, конечно, рано или поздно надо было тебе рассказать. Просто мне, наверное, нравилось, что ты об этом не знаешь.
– Почему? – еле слышным шепотом спрашиваю я.
Колтон склоняет голову набок, размышляет над ответом, затем открывает рот, чтобы произнести какие-то слова, но передумывает. Я смотрю прямо перед собой, пока мы мчимся по еще одному изгибу шоссе. Поднимаемся вверх по горе, и я радуюсь, что с пассажирского сиденья мне не видно обрыва.
Зато я могу любоваться небом и огромным океаном, который сверкает в солнечном свете. Хочется, чтобы мы оказались в байдарке на аквамариновой воде. В безопасном месте, где ничто, кроме нас, не имеет значения.
Колтон снова пожимает плечами.
– Потому что когда я с тобой, я не думаю об этом, и… – Он останавливается. Улыбается, но такую улыбку я вижу впервые. В ней отражается ранимость, как и в его глазах. – Это было довольно темное время для меня, и ты… – Он бросает на меня серьезный взгляд. – Ты стала моим лучом света.
Я не выдерживаю. По щекам начинают бежать слезы, и я беру его за руку и крепко сжимаю ее. Стараюсь не плакать, пока думаю о нашем знакомстве. О том, как впервые заметила его из окна кафе, как он стоял на пороге моего дома с подсолнухом в руке, как мы заплыли в ту пещеру, в которую проникали солнечные лучи, и как гребли по сияющему океану навстречу небу, а оно взрывалось сотней фейерверков. Не могу рисковать всем этим. Не хочу терять его.
Колтон смотрит на меня, ожидая услышать похожие слова в ответ, но дорога резко уходит в сторону, и он отводит глаза, сбрасывая скорость. На повороте меня резко бросает в его сторону.
Прильнув в плечу Колтона, я краем глаза вижу вдали утес и скалы, о которые разбиваются волны. На секунду мне кажется, будто я сижу на краю обрыва и решаю, прыгать вниз или нет, но потом осознаю, что уже прыгнула. Это произошло так быстро, что я ничего не успела даже понять. Я не смогу вернуться назад. И держаться мне не за что. Кроме него.
Глава 28
В жизни бывают настолько значимые моменты, что их невозможно описать словами. Смысл может быть передан только с помощью неслышимого языка сердца.
Мартин Лютер Кинг
МЫ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ едем по извилистой дороге, вдоль которой с одной стороны тянется овраг, а с другой раскидывается пышно-зеленый склон с оврагами и маленькими водопадами. Наконец шоссе уходит дальше от океана, и мы проезжаем мимо указателя «Палаточный лагерь», но Колтон берет левей – к парковке на прибрежной стороне. В будке у шлагбаума никого нет, как и на самой парковке, так что место можно выбрать любое. Колтон останавливается у ограды, под кипарисом, который широко раскинул свои пышные зеленые ветви, словно огромный бонсай.
Вокруг тишина. Колтон смотрит на меня:
– Не верится, что ты здесь со мной.
Он тянется к пассажирскому сиденью, целует меня, и я ощущаю на губах его улыбку.
– Это мое любимое место. Самое-самое. Пойдем.
Мы выходим из автобуса и задерживаемся у открытых дверей, чтобы потянуться в лучах полуденного солнца. Воздух здесь другой, более прохладный и насыщенный. Запах соленой воды смешивается с ароматом деревьев и диких цветов, которые растут у подножия горы. Отсюда не видно и не слышно океана, но я его чувствую – как и то, что с каждым новым вдохом Колтон все больше расслабляется.
