– Классика. Соглашусь. Но не особо точно.
– Я надеюсь попасть в плюс-минус пять минут.
– Надежды юношей питают; они взрываются – летают. Детонатор?
– Думаю, фульминат ртути.
– Ага, – Химик закатил глаза и причмокнул, будто знаток тонких вин при упоминании любимого сорта, – гремучая ртуть – это славно. Главное – не уронить раньше времени. А ингредиенты?
– Есть запас нитрата ртути. А уж спирт и азотную кислоту…
– Достать несложно, – кивнул Химик.
Ольга посмотрела на меня довольно: кажется, экзамен я держал успешно.
– Но! – поднял Химик сохранившийся указательный палец. – Всё это ерунда. Одиннадцати фунтов мелинита не хватит для гарантированного уничтожения вагона усиленной конструкции с бронированными переборками.
– С бронированными?!
– А вы что, не знаете цель акции? Впрочем, куда вам, салагам.
Я растерялся. Промямлил:
– Я пробовал посчитать…
– Это, друг мой, не посчитать. Это чувствовать надо. Афедроном. Задницей в шрамах. – Специалист опять заперхал. – Тут только опыт. Так вот, я говорю: удваивайте заряд.
– Но как? Меня ограничили пятнадцатью фунтами. Заряд, взрыватель, оболочка. Резерва нет.
– Ваши проблемы. Когда не справитесь – а вы не справитесь – зовите меня. Так и быть, снабжу вас собственным динамитом «Экстра». Слыхали про такой? Но только если меня сам Толстый попросит.
Уходя, Химик неожиданно пожал мне руку и сказал:
– Очень неплохо. Если не погибнете в ближайшие три месяца – из вас может выйти толк, юноша. Успехов.
Он пренебрёг протянутой Барским рукой и, насвистывая арию Мефистофеля, вышел из кафе.
– Ты молодец. Заметил: Химик начал называть тебя на «вы». – Ольга наклонилась и чмокнула меня в щёку.
– Хватит его облизывать, – буркнул Михаил, – мы потерпели фиаско. Идти на поклон к Толстому, просить помощи – значит, поставить крест на самостоятельности группы. Расписаться в неспособности.
– Амбиции, Барин? – усмехнулась Ольга.
– Они самые, Валькирия.
– Ничего. У нас есть Гимназист, а у него – светлая голова. Что-нибудь придумает. А я его за это поцелую. Так, Николенька?
Она улыбнулась; я, разумеется, расплылся в ответной улыбке.
– Обязательно, – сказал я.
У меня совсем нет самолюбия. Вертит мной, как течная сучка хвостом.
* * *
Стол был накрыт посреди летнего сада; яблони роняли белые лепестки прямо на крахмальную скатерть, покрывая, словно тёплыми снежинками, фарфор и серебро. Сиял медью самовар, пахло мёдом и свежей сдобой; гудели шмели, и смеялись девочки. Они сидели вокруг стола: нарядные, причёсанные, в бантиках и кружевах, и пускали мыльные пузыри: радужные шарики поднимались к небу неторопливо, словно боевые аэростаты.
Отдельно, в тени, на кресле – красивая женщина с высокой причёской. Она держала на руках спящего грудного младенца; улыбнулась мне и сказала с лёгким немецким акцентом:
– Девочки! Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия! Встречайте молодого человека.
Подбежали, окружили меня, защебетали:
– Ники! А мы вас заждались.
– Смешно, вы тёзка папеньки.
– Принесли торт? Чудесно! Давайте же скорее, чай стынет.
Коробка с тортом оказалась неимоверно тяжёлой; я с трудом поднял её и водрузил на стол. Очередной мыльный пузырь достиг моего носа и лопнул, что вызвало радостный хохот и аплодисменты:
– Браво! Салют в честь гостя.
Я достал и раскрыл перочинный нож; он оказался вымазанным чем-то бурым, похожим за засохшую кровь. Разрезал верёвку. Поднял и отбросил картонную крышку: в нос ударило зловоние. Женщина взвизгнула и выронила из рук младенца; череп его хрустнул, разбившись о камень. Рыдающие от ужаса девочки разбегались, прятались под яблонями.
Вместо торта в коробке оказалась отрезанная голова брата Андрея: в страшных трупных пятнах, кровавых потёках. Сытые мухи лениво жужжали над глазницами.
Я отступил на шаг и закричал; мыльные пузыри начали взрываться, словно бомбы, от крика моего…
* * *
…проснулся от собственного крика. Сел на кровати. В коридоре что-то упало; распахнулась дверь, и показалась тётка в ночной рубашке:
– Николай, что случилась?
Сердце колотилось. Я ответил невпопад:
– Вот оно что. Пузыри.
* * *
– Понимаешь? Пузыри.
– Нет.
– Смотри: сила взрыва зависит и от площади поверхности взрывчатки, и от её плотности. Если разрезать мелинит на куски – вырастет площадь, но упадёт плотность, получится рыхлая куча. То есть никакого толку, только хуже сделаешь.
Ольга нахмурилась:
– То есть Химик прав? Ты не можешь усилить заряд?
– Подожди. Если создать внутри взрывчатки множество микроскопических полостей, то площадь реагирующего вещества многократно увеличится, а плотность упадёт, но незначительно. Просто надобно сделать эти пузырьки внутри. Вот как в шампанском.
Ольга рассмеялась:
– Ты предлагаешь разлить мелинит по бутылкам и ждать, пока забродит?
– Нет. Я хочу нагреть взрывчатку, расплавить её до жидкого состояния и насытить мелкими пузырьками воздуха.
– Ага.
Ольга прикусила розовый ноготь; она так всегда делала, когда задумывалась. Быть может, мать ругала её за эту дурную привычку, но мне нравилось.
Мне вообще всё в ней нравилось – до дрожи.
– Ага. То есть, например, взять полую тростинку, сунуть в это варево и дуть?
– Молодец! Суть верна. Только не тростинку, а шланг с наконечником, в котором проделать маленькие отверстия. И нужно что-то вроде кузнечных мехов, но меньшего размера. Большой шприц? Гуттаперчевая грелка?
– Или клизма, раз уж про медицину, – рассмеялась она.
Я подумал ещё и сказал:
– Нет, это всё не годится. Клизму сдавил – и надо вытаскивать из расплава, чтобы вновь набрать воздух. А процесс должен быть неостановим. Несколько десятков циклов. Кузнечные мехи подошли бы, будь они меньше раз в десять. Да и где их взять?
Ольга вышла из кабинета. Наверное, ей стало скучно.
Я чертил что-то на листке: мне всегда помогают думать рисунки. Нарисовал множество маленьких кружков, обвёл их овалом. Снизу пририсовал ствол: получилась яблоня. Вздрогнул: вспомнил ужасный сон, отрезанную голову брата, хрустнувший о булыжник череп младенца…
Хлопнула дверь: вернулась Ольга.
– Подойдёт? Дарья пыталась научиться, изводила меня жуткими звуками. Да быстро охладела, слава разуму.
