Они вышли к большому костру. Поляна теперь жила дневной суетливой жизнью: мужчины, женщины, дети — все были заняты своими делами, непостижимыми для посторонних. Валя во все глаза высматривал своих девушек, но не видел. Едва заметив гостей, их окружили и отвели к большому костру, сунули каждому по деревянной миске (зато ложки были алюминиевыми, столовскими) с темной вкусной кашей, похожей на гречневую. Валя надеялся, что их снова угостят мамонтятиной, но у ариев, видмо, было не принято завтракать мясом. Как только Валина миска опустела, Николай Егорыч потянул его за собой.
— Шаман хочет говорить. Ты идешь. Другие остаются.
Валя испугался. Он понял, что речь сейчас пойдет о ночном приключении — он был уверен, что шаману все известно. Что, если он совершил преступление? Но они же сами пришли… Может, все равно не надо было? А может, девушкам не понравилось? Может, они рассказали шаману, как он неопытен, и тот поднимет его на смех? А вдруг шаман скажет, что Валя должен теперь жениться — сразу на двух, как здесь принято?
А что, не самая плохая идея. Валя представил, как он живет с племенем. Как вообще их день проходит? Наверное, они охотятся, значит, придется и ему… Интересно, у них хоть оружие современное? Валя представил себя, с копьем бегущего за мамонтом. Вряд ли им тут филологи нужны… О! Он будет писцом! Он напишет для них историю арийского народа. Тогда, возможно, на мамонта его не пошлют… В любом случае, следующий мамонт только через год…
— Гость спит хорошо? — спросил шаман, как показалось Вале, с сальной ухмылкой.
— Хорошо, — осторожно ответил он.
— Гость дал документы.
Этого Валя никак не мог ожидать. Но спорить он не стал, достал из внутреннего кармана паспорт в непромокаемом пакете, развернул и протянул шаману. Тот без интереса посмотрел на документ.
— Не это. Билет, путевка. Оформлять надо.
— К-какой еще билет? У меня нет путевки…
— А у кого?
— Я не знаю… Я вообще впервые слышу. У нас нет путевок. Мы сами экспедицию собрали…
— Так, — сказал шаман. Он был явно озадачен. — Кто главный?
— Игорь, — Валя указал на дядю, сидевшего у костра в середине поляны.
— Очки? — уточнил шаман.
— Да. Игорь Савельев.
— Он тебе говорит, зачем идет?
— Конечно. Он самолет ищет, я же сказал.
— Понятно. — Шаман нахмурился, но быстро вернулся к прежней деловитости. — Мне с ним надо это, говорить. Я говорить с ним имею.
— Пожалуйста, — разрешил Валя в недоумении.
— Значит, они сюрприз тебе делают? — уточнил шаман.
— Ну, не знаю…
Валя опять ничего не понял, но обрадовался, что речь не зашла о девушках.
— Игорь сказал, что здесь рядом завод, — поспешно сказал он, чтобы речь и дальше об этом не зашла. — Вы нам дорогу не покажете?
— А чего показывать? — спросил шаман. — Там место такое, надо будет — сами придете, не надо будет — не придете. Туда кто не надо, тот не попадай.
Он подхватил полы балахона и, широко шагая, двинулся к центру поляны. Валя побежал за ним. Шаман подошел к дяде Игорю, жестом остановив Валю: разговор не предназначался для чужих ушей. И в самом деле, он был столь странен, что добавлять новые загадки ко всем странностям этой ночи значило бы лишить ее всякого очарования.
— Вы старший группы? — спросил шаман строго.
— Я, — честно ответил Савельев.
— Ну вы это, — сказал шаман. — Надо как бы расплатиться.
Савельев очень удивился — он и подумать не мог, что бывают такие меркантильные шаманы, — но полез за бумажником и вынул три тысячи. Столько, казалось ему, стоили ночлег и угощение.
— Так, — сказал шаман, не беря денег. — Гость не хотел, гость ничего не дал. Гости пошли на завод! — закричал он вдруг громовым голосом, и поляну охватила паника.
Женщины испуганно визжали, дети плакали, мужчины отрывисто произносили непонятные слова, явно местную нецензурщину. Все столпились вокруг обалдевшей пятерки. Откуда ни возьмись появились и Валины подружки: плача, они хватали его за одежду, причитая что-то про сильного, как лось, гостя, который собрался сгинуть в пасти Хохо, или что-то в этом роде. Подбежали и Николай Егорыч с братом, злые, как лесные черти, наперебой твердя, что на завод ходят только те, кто ищет смерти. Это было светопреставление — как и положено настоящему ужасу, без причины, смысла и логики.
— Хорошо! — заорал дядя Игорь, перекрикивая толпу. — Хорошо, я говорю, не пойдем мы ни на какой завод! Мы самолет ищем! Са-мо-лет! Нам не нужен завод! Все, никто никуда не идет, успокойтесь вы, ради бога… Нельзя так нельзя.
— Тогда гость платил, — сказал шаман, успокаиваясь так же внезапно, как только что закамлал. — Гость отдал путевку и платил.
— Какая путевка? — заорал Савельев. — Я говорю вам, я радист, мы поисковая группа! Мы идем искать самолет!
— Тут нет самолета, — очень серьезно сказал шаман. — Тут однако никогда не было, нет и не было самолета.
— Но я получал сигналы…
— Все получали сигналы, — ответил шаман. — Все всегда получали сигналы, воздух весь в сигналах. Но никто не искал самолет там, где его однако не было. Метеорит был, самоеды были, колхоз однако был. — То ли от волнения, то ли потому, что речь зашла о давних делах, он все чаще употреблял «однако». — А самолет не был, ты не искал, не нашел. Если ты не давал путевку, ты шел на завод, а про завод лучше даже не говорил, такое это место.
— Я еще раз повторяю, — начал Савельев, но повторить еще раз шаман не дал:
— Хорошо. Ты сказал, ты решил. Шаман не уговаривал.
Он резко повернулся и отправился к трону. Племя постепенно успокоилось и вернулось к делам, словно это не оно пять минут назад валялось тут в ногах у группы, умоляя не ходить на страшный завод.
— Что делать будем? — тихо спросил Тихонов.
— Сами найдем, — сказал Дубняк.
— А оно нам надо вообще? Че-то фигня какая-то нездоровая.
— А если они там? — возразил Окунев.
Дядя Игорь пошарил по карманам.
— Вот блин, — сказал он. — Сигареты оставил в доме. Сейчас приду, и решим.
Арии, казалось, утратили к ним всяческий интерес. Пока ждали дядю Игоря, заспорили: Дубняк и Окунев настаивали, что надо идти к заводу, а Тихонов, казалось, утратил весь энтузиазм и пугал их версиями, одна другой невероятнее. Валя молчал — ему тоже не хотелось на завод, он все думал, какие билеты требовал от него шаман, и начинал подозревать неладное. Слишком уж тут все было… организованно? Гладко? Слишком спокойно их встретили, с чрезмерной откровенностью делились своими тайнами. Ночные песни эти, явно знакомые…
Дядя Игорь вернулся через пятнадцать минут, попыхивая сигареткой, и вид у него был заговорщицкий.
